Что бывало (сборник)
Шрифт:
Я перевел одну и крикнул конюхам.
Все захохотали.
– Что вы сказали? – бросился ко мне Голуа. – Ах, мой друг, научите меня, чтоб я сам это сказал!
Я ходил с Голуа и долбил ему русские слова.
– Корошенька мальшик прицупалься на трамвэ! – Это когда пудель висел, уцепившись за хвост белой лошадки.
Потом пудель пускал хвост и катился по арене кубарем. Вставал совершенно чертом: мы его намазывали салом, и он весь вываливался в песке.
– Корошенька приекала домой, – говорит Голуа.
Я сам выдумывал всякую ерунду, и мне было весело.
– Надо
И тут я подумал: ведь, может, и Наташа придет. Поведут со школой.
На арене уже играл оркестр, и я в проходе увидал, что лошадь Самарио на задних ногах топчется под музыку, а Самарио стоит под самыми ее передними ногами и грозит ей хлыстиком перед носом.
Человек в клоунском костюме сосредоточенно смотрел на наездницу, что прыгала под веселый марш на спине тяжелой лошади. Вдруг этот человек сделал дурацкую рожу, заверещал не своим голосом и бросился на арену.
– Рано, рано! – закричал с арены человек в пальто. – Да считайте же, сколько раз я вам говорил: на половине пятого тура – ваш выход… Сначала, маэстро! – крикнул он в оркестр.
Осип схватил лошадь, наездница села на голубой помост на спине лошади. Музыка грянула марш. Осип пробежал несколько шагов и пустил лошадь.
Я слышал, как клоун, нахмурясь, считал:
– Три… четыре… Ай-я-вай-вай-ва? – вдруг заорал он во всю мочь визгливым голосом и кинулся к наезднице, высоко подбрасывая коленки на бегу.
Но тут Голуа потянул меня:
– Мой друг, я забыл: «Прицупалься трамвэ!..»
– Я вам буду суфлировать, – успокоил я наконец Голуа.
– Бон, бон, мой друг, корошо. Я уверен. Бон.
Перед представлением Голуа напялил на меня фрак с галунами, сам подмазал мне брови и нарумянил щеки, подвел глаза. Теперь я и сам не узнал себя в зеркале. Я волновался…
– Главное – кураж, кураж! – приговаривал Голуа. – И ни слова по-русски. Мы – французы. Артист Голуа и его ассистент. Ассистент! Вы понимаете? – Голуа поднял палец вверх.
Мы пошли к собакам. В проходе мелькнул у меня перед глазами набитый людьми амфитеатр, яркие фонари под куполом. Голубая наездница бочком сидела на толстой лошади. Лошадь мерными волнами тяжелым галопом шла по арене.
– Вы только кланяйтесь: вот так! – говорил Голуа. – А я делаю рукой – вуаля. – Он браво взмахнул рукой и кивнул вверх подбородком. – Дю кураж, месье Мирон! После Самарио – клоун и сейчас же наш номер. Вот! Слышите? Это его музыка. Берите собак… Гамэн!
Признаюсь, я плохо видел публику. Она слилась вся в какую-то живую стену вокруг меня. Я поклонился под музыку. Француз лихо поднял руку. И так, каналья, поднял и так замер, что все стали хлопать. Француз кланялся во все стороны. Я заметил, как Осип из прохода в своем шталмейстерском фраке внимательно глядит на меня. Да, а вчера еще
В коридоре запыхавшимся голосом Голуа говорил:
– Очаровательно, я в восторге… вы сделаете карьеру. Через шесть месяцев вы – рантье… у вас будет свой дом.
Он жал мне руку. Собаки подвывали около нас, и Гамэн пихал меня лбом в коленку – они ждали кормежки после работы.
– Да, да, – теребил меня за плечо Голуа, когда мы кормили псов. – Я поставлю вам номер, и тогда будете артист – вы, а я – ассистент. Мировой номер. Но это не с собаками. Собака есть в каждом дворе… Не давайте много Гризетт, она фальшивила в этот вечер… Это будет сенсация. Вся пресса неделю будет занята вами. Вот вам мое слово и моя рука! – И он совал мне свою руку в потной белой перчатке. – Завтра утром я вам покажу вашего партнера. Не забудьте лошадь Буль-де-Нэж – копыта, копыта. Я бегу, адьё!
В конюшне Осип и конюхи обступили меня:
– Что говорить: артист натуральный, форменно француз, и выходка есть, не надо лучше.
– Это уж ведро ставишь! – гудели мои товарищи.
И во вчерашней пивной я на остатки денег угощал конюхов. Я не заметил, как Осип выкупил мои часы и тихонько спустил их в карман моей новой тужурки.
Ночевал я в эту ночь в конюшне. Лошади мирно хрустели овсом и гулко переминались на деревянном помосте. Они все смотрели серьезно, как и тот клоун, что считал в проходе пятый тур наездницы.
– Газету видал? – сказал мне дежурный конюх и протянул «Вечерку».
Я вертел газету, и глаза привели меня к месту:
ЧТО СЛУЧИЛОСЬ ЗА ДЕНЬ
Скрылся с 500 рублями кассир Кредитного товарищества П. Н. Никонов.
Последнее время Никонов сильно играл в клубе. К поискам его приняты меры.
Кассира Никонова нет. Как же его искать? Я натянул по уши казенный тулуп и заснул мертвецки Мироном Корольковым.
Наутро вычистил Буль-де-Нэжа; как раз кончал, тут входит Голуа. Он поздоровался с лошадкой, потом со мной и сразу же потянул меня вон:
– Идемте, я вас представлю вашему партнеру! Мировой аттракцион. Это действительно европейский номер. Король реки Конго.
Он порылся в кармане, достал ключ и открыл дверь. На меня из темноты пахнуло теплом и сыростью. Голуа повернул выключатель, и я увидел посреди комнаты большую плоскую клетку. Голуа молчал и остро взглядывал черными глазками то на меня, то на клетку. Клетка мне сразу показалась пустой. Но вдруг я увидел, что на полу этой клетки, как изогнутое бревно, лежала змея. Я дрогнул. Голуа резко свистнул сквозь зубы. Змея повернулась и, шурша кольцом о кольцо, тяжело стала перевивать тело и потянулась головой к дверке.