Что делать, Россия? Прорывные стратегии третьего тысячелетия
Шрифт:
Все страны провалились в прагматизм и национальный эгоизм. У всех, теперь только вечные интересы и никаких вечных ценностей. Это значит смерть мета-идеологиям (чего хотел постмодерн), смерть великим державам. Казалось бы, надо радоваться, но…
Сузим проблему до круга наших знакомых. Например, ваш приятель заявил, что он чистый прагматик, исходит только из выгоды в отношениях и защищает всегда только свои интересы. Пожалуй, мы бы могли отнестись к этому как к его праву, но… не более того.
Вряд ли такой человек был бы другом, вряд ли он был бы нам интересен,
Великие державы строились на великих идеях. Вспомним коммунизм или либерализм, которые подразумевали глобальное мышление и вдохновляли все человечество.
Мы потеряли великое, мы потеряли всеобщее. Та «национальная» философия, которая поднимется над своим национализмом и даст миру это всеобщее, сделает великой и свою нацию.
Нельзя противопоставлять национализм глобализации. Это две стороны одной медали.
Возьмите любую Украину, которая становиться более западной в последние годы, и вы увидите, что запущены оба процесса.
С одной стороны, она включается в мир глобализации, открывает двери всем «Макдональдсам», с другой стороны, появляются вареники и вышиванки. Поэтому и продукт этого западного влияния – особый человек, то есть национал-либерал.
Ярый фальсификатор своей истории, рассказывающий о том, что все в мире произошли от украинцев, и он же – либертинианец в экономике, фанат США и проч. В России тоже такие есть.
Современный медиамир загоняет человека в ложную дилемму: или вненациональное, или национальное. В обыденности это выражается в наличии таких людей, которые говорят: «Родина там, где хорошо».
Они работают на абстрактной работе, как абстрактные профессионалы, которые могут выполнять такие же функции где угодно, лишь бы платили. Они загорают на пляжах в отпуске, которые одинаковы и в Египте, и в Турции, и даже почти не глазеют на мало трогающие их памятники истории.
С другой стороны, есть некие националисты, которые готовы ходить в лаптях, пить чай из самовара, презирают все импортное, занимаются только тем, чем в любом другом месте заниматься бы не смогли и тащатся только от городов Золотого Кольца.
В философии эта противоположность тоже ярко выражена. Есть те, кто занимается логикой, методологией науки и прочими абстрактными и вненациональными проблемами, а есть те, кто занимается так называемой русской философией, тесно переплетенной с православием и не востребованной нигде, кроме России.
Условно говоря, одни люди не укоренены вообще ни в какой почве, другие укоренены в своей.
Моя позиция: не «вненациональное или национальное», а всенациональное. Я вижу свои корни, и не только свои, но и русские, во всех культурах. В германской культуре и латинской, англосаксонской и африканской.
Для меня священны камни Парфенона и Иерусалима, Константинополя и Парижа, так же как стены Валаама и Троице-Сергиевой Лавры. И уж конечно, я лучше поеду на Байкал, на Камчатку или русский Север, чем восемнадцатый
Возвращаясь к философии, я считаю, что русская философия именно как русская философия должна быть всемирно-исторической, а не фольклорно-национальной. Именно всемирно-исторической ее хотели видеть и Пушкин, и Достоевский, и Блок. И они поднимали в своем творчестве проблемы вселенского масштаба.
Но как получалось, что гибли великие империи: например, Рим, Византия, Османская Империя и уже не возрождались? С чем это связано? Есть много ответов на этот вопрос, но лично меня интересует такой фактор как язык.
Есть такое явление – обратное влияние неофитов на носителей языка. Условно говоря, жили раньше в поднепровье сарматы, народ иранской группы. А для их языка характерно специфическое «Г», которое, как «X». То есть это акцент тех, для кого язык славянский неродной. А потом и сами славяне южные заразились этим акцентом и сейчас с этим акцентом говорят.
То же касается грамматики. Она упрощается. Какой-нибудь негр или приехавший в Лондон прибалт не будет делать различий между пресент и презент континиус. Зачем? И так его понимают.
Постепенно в речи целых социальных групп вымываются времена, падежи, слова. Язык упрощается, чтобы быть удобным для вливающихся эмигрантов, но сами носители уже учат этот новый упрощенный язык, они берут его из СМИ, из газет, они уже с трудом читают собственную литературу.
С одной стороны, можно радоваться, например, что английский распространяется по миру, что это язык международного общения. Но что это за язык? Это несколько выученных топиков типа: «Хау а ю?», ответ: «Ай эм файн, фэнкс».
Язык превращается в ритуальные жесты, набор смайликов, техническую поделку. Греческий язык был уничтожен эллинизмом. И греки уже никогда не станут теми великими древними греками, потому что на новогреческом нельзя мыслить. Нельзя мыслить на латинском, на английском. К сожалению, похоже, уже и на русском.
Другая сторона процесса – насыщение языка иностранными словами так, что носители языка употребляют теперь слово функционально, не слыша его «внутреннюю форму», не слыша корня. Слова становятся чистыми знаками, они не провоцируют созерцание, исполнение интенции, не провоцируют трансгрессии смысла, метафор, мышления. Также как символьная запись типа математической. Мышление становится чем-то типа счета.
Все имперские языки нацелены на включение новых слов, а не на исключение (как языки маленьких народов). Русский – страшно имперский язык, в нем фантастическое количество иностранных заимствований, которых русский не боится. С каждым годом их все больше. То есть империи – большие плавильные тигли народов – так примитивизировали свой язык, что этот язык сам порождал дебилов. То есть нельзя не быть дебилом, если мыслишь на этом языке. А дебилы уже, соответственно, не способны поддерживать империю.