Что движет солнце и светила
Шрифт:
Делать нечего, пришлось двинуть на железнодорожный вокзал. Там хоть есть где покемарить, а утром, в шестом часу, и первый пригородный поезд подадут: чих-пых, чих-пых, и доползет за два часа до тихой станции, которую из-за зелени не сразу н разглядишь... Зал ожидания был забит. Люди сидели, спали, разговаривали, ели, кричали. В углу на тюфяках и мешках лежали вповалку цыганки, между ними ползали и бегали их грязные, лохматые отпрыски, и не переставая орал младенец, завернутый в кулек желтой простыни с кружевными оборками; молодая красавица, капризно надув пухленькие губки, с завидной ритмичностью то шлепала его, то подносила к
Андрей походил у киосков, поразглядывал от нечего делать всякие диковинки, выставленные в витринах, купил бутылку кефира и пару булочек (о Боже, почти три тысячи рублей отдал, и даже червячка не заморил!). Он надеялся, что освободится хоть одно кресло, и время от времени подстегиваемые вокзальным диктором полусонные пассажиры действительно срывались с насиженных мест, которые тут же занимали более расторопные и искушенные, чем Андрей.
Эй, парень!
– окликнул Андрея усатый худощавый мужчина.
– Иди сюда, присядь рядом! А то ходишь туда-сюда, как маятник, бедолага...
Мужчина снял с соседнего кресла объемную серую сумку, кивнул:
– Садись! Не хочу, чтобы какой-нибудь бич оказался рядом,- вот и застолбил место для приличного соседа. Ну их к черту, этих бичей! Грязные, немытые, дурной запах да еще, не дай Бог, вши переползут...
До этого, вышагивая по залу, Андрей несколько раз встречался глазами с этим мужчиной. Его живое подвижное лицо было несколько "киношным": тонкие брови, правильный нос, аккуратные губы, тщательно выбритый подбородок и белые, просто немыслимо белые зубы, будто с рекламного плаката пасты "Пепсодент". Один раз мужчина, как Андрею показалось, даже чуть заметно кивнул ему. А может, н не показалось? Вот уступил же кресло...
– Далеко едешь?
– полюбопытствовал мужчина. Андрей сказал.
– Ну, туда и пешком дойти можно!
– присвистнул мужчина.- К утру бы как раз н дошел...
– Ноги свои, не казенные, - ответил Андрей и тут же застеснялся этой фразы. Что-то надо было ответить, брякнул первое, что в голову пришло, а ведь как неловко, даже на слух приторно все это прозвучало: чем-то заскорузлым, ограниченным отдает.
– А я вот никуда не еду,- сообщил мужчина.- Где-то нужно ночь перекантоваться. С женой, понимаешь, разругался. Покидал в баул кой-какие вещички, дверью
– хлоп! А куда податься-то? Не знаю. Ты, наверное, с женой тоже иногда конфликтуешь?
– Да нет,- ответил Андрей.- Зачем? Если когда и психану, то выйду во двор, постою, покурю, глубже подышу - все и пройдет. Я вообще-то не умею сердиться долго. Так как-то получается...
– Ну-у?
– удивился мужчина.- Ласковый, значит? Молодец! Большая это нынче редкость, когда муж с женой не гавкаются.
Андрей смущенно молчал. Чудно ему было, что совсем незнакомый человек запросто с ним сошелся, но еще чуднее другое: будто бы давно знакомы разговор сам собой, без всякой натуги идет, и легко, как бы между прочим, обо всем. В селе какие разговоры? А такие: "Эй, Андрюха, как дела?" А хрен его знает, ни шатко ни валко, но не будешь же так говорить, не поймут, вот и буркнешь: "Ничего!" В ответ: "Может, это... ну, понимаешь.., пузырь возьмем, а? Поговорим, посидим..." Тут уж приходилось изворачиваться, потому что пил Андрей редко, но уж если начинал, то меру забывал.
– Послушай, а может, ты меня помиришь с женой?
– вдруг спросил мужчина.- Сам я не смогу. А ты найдешь нужные слова, улыбнешься. Ты вообще обаяшка, знаешь об этом?
Андрей смущенно молчал. И чувствовал, как уши наливаются внутренним жаром.
– При постороннем человеке она постесняется читать мораль и всякое такое, - продолжал мужчина.- Нет, это в самом деле хорошая идея!
– Неудобно,- засомневался Андрей.- Мы с вами-то, считай, незнакомы. Еще подумает черт знает что: пьянчужка, мол, вокзальный или вор...
– Да брось ты! У нас с тобой ни в одном глазу, трезвы, как монахи на заутрене. А дома бутылочка винца наестся, втроем и разопьем. За счастливое воссоединение семьи! Ты против?
– Да нет, кто же против этого?
– слабо улыбнулся Андрей.
– Но вот так, среди ночи, явиться нежданно-негаданно...
– Фу-у, опять сказка про белого бычка!
– сердито перебил мужчина.- Я думал, что ты понимающий человек, может, даже интеллигентный, а ты как вбил себе в голову "нельзя", так с этим и живешь. Никакой в тебе чуткости!
– А вот и нет,- рассердился Андрей.- Только условие одно: если ваша жена меня турнет, я никуда не пойду, пока не вызовете такси и не оплатите проезд.
Додумался-таки! Но спасибо, находился сегодня. Поневоле станешь рационалистом!
– Об чем речь?
– мужчина протянул ладонь.
– Меня зовут Александром Ивановичем. Между прочим, я не такой уж и старый. Что это ты мне все "вы" да "вы"?' Можешь просто Сашей звать. А тебя-то как?
– Андрей...
Сели на такси и поехали. Шофер тихо матерился: фонари светили тускло, ни черта не видно, встречные машины слепили фарами, а на сплошных колдобинах встряхивало, н дорога перерыта, надо дворами ехать, а вредные жильцы понаставили там заслонов из ящиков, проволоку протянули.
– Не поеду, ребята, дальше!
– сказал шофер.- Как-нибудь дойдете, тут рядом, минут десять ходьбы...
Дошли быстрее. Дверь им открыли сразу. Будто бы Людмила, жена Александра Ивановича, стояла наготове и только ждала звонка:
– А, явился!
Маленькая, похожая на худенькую десятиклассницу, она, пытаясь изобразить гнев, даже ногой топнула. Но глаза ее почему-то светились торжеством, радостью н какой-то тайной многозначительностью. Отставив в Степану руку с дымящейся сигаретой, Людмила осуждающе покачала головой:
– Один побоялся прийти? Свидетеля привел, чтобы подтвердил: не у бабы, дескать, кувыркался, а сидел в кругу друзей. Так?
– Не-ет,- наружно протянул Александр Иванович. Чтобы развязать шнурки, ему пришлось согнуться.- Еле от баб вдвоем отбились, не поверишь - так и наседали, так и наваливались, а бюсты - во!
– он показал.- И жо..., то есть, бедра,- во! Двумя руками не обхватишь. Жуть как мы их испугались...
– Ой-ой!
– сказала Людмила и вдруг протянула Андрею руку: - Ну, здравствуйте. Меня Люсей звать. Пойдемте, я вас напою чаем.