Что-то похожее на зиму
Шрифт:
Он чувствовал, как слёзы скатываются по его пальцам, закрывающим рот, чувствовал дыхание из носа, вырывающееся маниакальными рывками. Тим убрал руку и попробовал ещё раз.
– Я люблю тебя.
Но Эрик не ответил, не очнулся снова, даже на следующее утро. Тим в панике позвонил медсестре, что было глупо, потому что он знал, что так будет. Он читал об этом снова и снова, в книгах и онлайн, но часть его всегда чувствовала, что Эрик будет одним из везунчиков. Исключением из правила.
– Ох, дорогой. Это просто значит, что он близко, – сказала по телефону медсестра. – Если Бог будет
Если бы Бог был милосерден, Эрик бы не умирал, но Тим промолчал. Следующие два дня он провёл рядом с Эриком, давая ему лекарства нужной дозировки, на случай, если Эрик по-прежнему был где-то там внутри, всё чувствуя. И Тим заботился о нём в других смыслах, о которых никогда бы не подумал, делая неприятные вещи, о которых большинство людей не говорило вслух, может быть, только с теми, кто проходил тот же опыт. Он делал для Эрика всё что мог, даже разговаривал с ним, чтобы ему не было одиноко.
На утро третьего дня Тим проснулся и обнаружил, что Бог – милосердный или нет – позволил Эрику тихо ускользнуть в ночи. Тим в последний раз взял его за руку, в отчаянии сжимая её, но Эрика больше здесь не было. Душа, которую ему удалось запечатлеть на холсте, отправилась домой.
Похороны прошли вспышками. Зонты. Дождь. Люди, одетые в чёрное и серое. Лица, которые Тим видел только на фотографиях, но теперь старше. Сестра Эрика. Легендарный Габриэль. Друзья, которых Тим встречал только мимоходом или не встречал вообще. Так много людей, и их головы поворачивались в его сторону, будто он мог объяснить это непостижимое событие.
Тим был потерян, но Марчелло находился рядом, справлялся со всем с точным вниманием, которое уделял своему бизнесу.
– В восьмидесятые я похоронил слишком много друзей, – сказал он Тиму. – Похороны стали тревожной рутиной.
Тиму похороны казались цирком. Так много людей были удивлены, что Эрик вообще был болен, только в ретроспективе понимая, почему он не устраивал в этом году никаких вечеринок, или комментировали, каким уставшим Эрик казался на последней. Тим просто продолжал говорить, что Эрик не хотел им рассказывать. Эти последние дни были личными, только между ними двумя.
Когда все остальные, наконец, ушли, Тим обнаружил, что находится один в большом доме. Он ходил по коридорам, исследовал каждую комнату, открывал ящики и шкафчики и рассматривал всё внутри, будто всё это приобрело новое значение. И так и было, потому что это был Эрик. Это была история его жизни – то, чем он решил себя окружить. Он оставил это Тиму, чтобы тот не был одинок.
Но это было не то же самое.
Тим рисовал как никогда много. Он мало занимался чем-то другим, помимо еды и сна. То, что ему нужно было выразить, было слишком большим для холста, но он всё равно пытался. Некоторое время он баловался морфием, который остался на прикроватной тумбочке Эрика. Лекарство помогало ему заполнить пустоту, но этот комфорт никогда не длился долго. Как только он исчезал, Тим брал кисточку и продолжал работать. Время от времени звонил телефон, раздавался звонок в дверь, но Тим игнорировал всё это, отключившись от мира. Эрик не ушёл. Его
До одного утра, когда Тим проснулся и обнаружил, что над его кроватью стоит очень большой мужчина.
– Мне не нравится эта борода, – произнёс Марчелло. – Может быть, когда ты повзрослеешь, но сейчас ты слишком молод и симпатичен для нее.
– Что ты здесь делаешь? – произнёс Тим, натягивая одеяла выше.
Марчелло присел на край кровати, Тим отодвинулся, чтобы одну из его ног не придавило.
– Мне нужна услуга. Сегодня будет благотворительный ужин, а у меня недоукомплектован штат официантов.
– Иди к чёрту, – сказал Тим. – Мне не нужны твои деньги.
Марчелло посмотрел на него через плечо, приподняв брови.
– Мне это хорошо известно. Ты окажешь мне услугу, так что я буду должен тебе в ответ. Иметь кого-то, кто перед тобой в долгу, до бесконечности более ценно, чем деньги. Видишь ли, я не могу нанять на эту работу кого угодно. Даже гомосексуальная благотворительность вертится вокруг мужчин, а красота более эффективна, чем лом, чтобы открывать кошельки.
– Оставь меня в покое.
– Эрик хотел бы не этого.
Тим не ответил. Даже слышать имя Эрика было слишком больно.
– В семь часов, в моём доме. – Марчелло снова встал. – Если тебя там не будет, я перенесу всю вечеринку сюда. Не думай, что я этого не сделаю!
Тим не сомневался в этом. Как только Марчелло ушёл, он выбрался из кровати, топал и бушевал по дому. Затем он долго смотрелся в зеркало и увидел незнакомца. Борода была чужой, волосы непослушными, лицо казалось бледным и безжизненным. Марчелло прав. Это не то, чего хотел бы Эрик.
Когда он добрался до дома Марчелло в тот вечер, виновника торжества видно не было. Вместо этого за организацию мероприятия отвечал азиат, который переодел Тима в наряд, подходящий для танцора из «Чип-энд-Дейла», и проинформировал его, как всё будет проходить. К счастью, не было ничего сложного. Тим будет только разносить напитки, а не подавать еду.
За речью в главном зале раздались аплодисменты. Тим хандрил в углу на кухне, пока не пришло время выносить шампанское. Оказавшись посреди вечеринки, он обнаружил, что не может оставаться в паршивом настроении, не тогда, когда вокруг так много жизни. Почти шесть недель одиночества в доме сделали перспективу разговора увлекательной, и большинство мужчин здесь были более заинтересованы в разговоре с ним, чем в выпивке.
Марчелло появился через полчаса, уведя его прочь от толпы, к краю зала.
– Ну, что ты думаешь?
Тим вздохнул.
– Ты был прав. Мне нужно было выбраться из дома.
– И побриться, – улыбнулся Марчелло. – Теперь ты выглядишь намного лучше. Но я имел в виду, что ты думаешь об этом?
Он указал в один конец комнаты, где находился баннер с надписью «1-ый ежегодный сбор средств в фонд Эрика Конроя».
Тим почувствовал ком в горле.
– Для чего этот фонд?
– Для поддержки искусства, – с гордостью произнёс Марчелло. – По большей части с помощью финансирования неимущих художников стипендиями. Эрик всегда любил картины.