Что ты сделал
Шрифт:
Мне не захотелось сделать ей замечание. Ведь мысленно я тоже называла это именно так.
— Милая, мы все очень дружили в университете, и вот они сблизились, и… иногда это повторялось.
О, с каким диким взглядом Карен рассказывала об этом! Будто обладала каким-то тайным, недоступным мне знанием. Будто я — женщина, которая оставалась в стороне, — могла лишь мечтать о чем-то подобном.
— Они годами трахались. Джейку почти восемнадцать! И в университете тоже! Годами, мама!
— Я не знаю, постоянно ли… — начала
— Как он мог не знать?! Он с ней трахался, она родила ребенка, и никаких других папаш вокруг не наблюдалось. Боже, мама! Как же вы оба могли этого не знать?
Видимо, просто не хотели.
— Прости, — сказала я.
— За что? Ты ни в чем не виновата. Это он трахался, а потом отказался от ребенка. Разрушил жизнь Джейка. Никогда у того не было отца, он не знал его. Они всегда жили отдельно, и Карен трахалась с другими мужчинами… Подумай, каково сейчас Джейку?
— Он нервный. И всегда был таким. Ты только посмотри, что он сделал с папой!
— Конечно, нервный! Господи, он же… Он же мой брат! И я живу тут в роскоши, а он вырос в какой-то дыре без гроша в кармане и всю жизнь думал, что отец знать его не хочет. Есть от чего занервничать! И все это — папина вина!
— Он не знал, — тихо повторила я.
— Ага, так же, как не знал, что насилует ее?
Я не узнавала эту острую на язык девочку, которая сидела передо мной. Я не понимала, как она может быть моей дочерью, хотя и дала ей жизнь. И мне ли в таком случае винить Майка в том, что он не видел, что творится у него под носом?
— Кэсс, я понимаю, как ты расстроена. Мы все расстроены. Но мы должны помочь папе.
— Каким образом?
Я сделала глубокий вдох и продолжала:
— То, что они, как говорит Карен, встречались годами, может помочь делу. Пойми, не факт, что все было именно так, как она рассказывает. Поэтому, если ты хоть что-то видела той ночью…
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Это будто мои собственные глаза глядели на меня осуждающе.
— Ты с ума сошла? Предлагаешь мне соврать?
— Да нет же! Мне просто нужно знать, что именно ты видела. Что ты делала той ночью? — Я перевела дух, чтобы приготовиться к ее гневу. — Кто-то был здесь в лесу? Ты встречалась с Аароном?
Я всегда старалась задавать Кэсси поменьше вопросов о ее личной жизни, помня, каково мне было в ее возрасте. «Я слышал, ты гуляла с парнем. Я не хочу, чтоб моя дочь вела себя как шлюха». И если я оправдывалась, говоря, что это просто одноклассник или что я вообще не гуляла ни с кем, отец меня бил.
Однако мне было необходимо, чтобы Кэсси рассказала, что она делала на улице ночью. Дочь не спешила отвечать. Но когда заговорила, ее голос звучал на удивление спокойно:
— Мам, я уже сказала: я ничего не видела. В сад никто не заходил. Я просто… Просто мне никак не удавалось уснуть.
— Ты не видела папу, или Карен, или…
— Я никого и ничего не видела! И врать я не буду, если ты этого от меня добиваешься.
Нет, милая, я не хочу, чтобы ты врала, но нам надо доказать, что это она говорит неправду.
— Ты не поняла. Я ненавижу отца и надеюсь, что его посадят в тюрьму. На месте Джейка я бы тоже его зарезала. Так что как ты можешь меня об этом просить? Как можешь?!
— Тебе придется их когда-нибудь открыть, — мягко напомнил Билл, указывая на стопку конвертов, высившуюся на столе.
Одни письма пришли в эти дни, другие я нашла в спальне, в портфеле Майка. Я велела себе просмотреть их, раз уж Майк лежит без сознания. Там были извещения, счета и рекламные листовки от юридических фирм. Последнее казалось мне просто оскорбительным. Все уже знали, в какой переплет мы попали, знали, что Майку необходим адвокат, а нашей семье — защита.
Благодаря Биллу Бенджи пошел в школу накормленным и аккуратно одетым. Кэсси все еще сидела наверху в своей комнате. На этой неделе мне надо было убедить ее вернуться к учебе. Я притворялась, что все в порядке, — и всем нам требовалось вести себя именно так. И делать что-то обычное. Например, разбирать почту.
Все-таки счета не должны быть неподъемными, ведь Майк не работал всего несколько дней. Кроме того, ему оплатят больничный. Я взяла толстый бежевый конверт с эмблемой школы, где училась Кэсси. Адресован мистеру и миссис Майкл Моррис, будто на дворе 1937 год. Слова и цифры поплыли у меня перед глазами.
— Я не могу никак понять, что тут. Это счет?
Билл забрал у меня конверт.
— Здесь сказано, что в последний раз за школу платили в январе. Несколько месяцев назад.
— Что? Не может быть! Я им позвоню…
Я схватила телефон и трясущимися руками нашла нужный номер. Сколько денег мы угрохали на эту школу, и вот что получается! Какая-то дурацкая путаница. Банковский счет Майка заморозили? Но как о наших проблемах успели пронюхать в банке? Да и все счета у нас прикреплены к автоплатежам.
— Алло! Добрый день. Это миссис Моррис. Получила ваше письмо.
Школьная секретарша, двадцати пяти лет от роду, была винтиком, хорошо знающим свое место в механизме.
— Если дело в оплате, то вам надо поговорить с бухгалтером.
— Вы знаете, что у нас стряслось? Мой муж в больнице, в коме.
— Да. Мне очень жаль, — сказала она без всякого выражения.
Я пыталась вспомнить ее имя. Алисия? Да, точно.
— К сожалению, мы не делаем никаких исключений…
— У Кэсси экзамены, и лишний стресс ей совсем ни к чему.