Что видно отсюда
Шрифт:
— Еще только одно, Луисхен, — сказал мой отец. — Когда люди в Сибири уходят в лес и там рассредотачиваются, то они с определенным интервалом перекликаются, называя имена других, а другие отзываются: да, я здесь; и тогда все знают, что никого не задрал сибирский медведь, а я вот теперь не могу дозвониться до Астрид.
— У меня сейчас как раз гость, — сказала я, — и это не сибирский медведь.
— О боже, Луиза, прости меня, я забыл, — сказал мой отец. — Сердечный привет.
Я положила трубку, вернулась в комнату, легла в кровать, натянула
— У тебя вид самого усталого человека на свете, — озабоченно сказал он.
— Мой отец не смог дозвониться до моей матери, потому что она его оставила, потому что он ее оставил, потому что она все время думала, не оставить ли ей его, — сказала я. — И передавал тебе сердечный привет.
— А они не могут оставить тебя в покое с этим? — спросил Фредерик и снова улегся. — Дай-ка мне твою руку.
Я сползла на край кровати и вытянула руку, ее длины оказалось достаточно, чтобы Фредерик мог взять мою ладонь. И так мы лежали.
— Поедем завтра в деревню? — спросила я.
— С удовольствием, — сказал Фредерик.
И мы так лежали, пока Фредерик снова не уснул, и тогда его ладонь выскользнула из моей.
Шестьдесят пять процентов
Мы с Фредериком сидели в моей машине, лил проливной дождь, «дворники» мотались по стеклу туда и сюда.
— Я почти ничего не вижу, — сказала я.
Фредерик нагнулся ко мне и вытер стекло рукавом свой куртки. По радио пели незнакомую песню. Я вспомнила свой список, с которым ходила по деревне, и подумала, что хорошо бы исполнить больше пунктов, чем новые брюки, которые я действительно купила. Я подалась вперед, совсем близко придвинувшись к ветровому стеклу, как будто мне надо было на нем что-то прочитать. Аляска спала на заднем сиденье и находила обстановку очень уютной.
— Дыши, Луиза, — попросил Фредерик и протер еще одну смотровую дыру на стекле.
Оптик тоже повадился говорить мне про дыхание с тех пор, как начал читать буддийские книги.
— Я и так непрерывно дышу всю мою жизнь, — сказала я.
Фредерик положил ладонь мне на живот.
— Да, но нужно вот досюда, — сказал он. — Нельзя дышать все время лишь поверхностно.
Сельма была права. Я что-то перепутала. Фредерик настиг меня не как судебный исполнитель или как инфаркт, и даже мой ступор согласно предписанию оставил меня в покое. Тут действует, думала я, высокоценное Здесь и Сейчас, о котором всегда говорит оптик. Здесь была я, хотя почти вообще ничего не видела, посреди Здесь и Сейчас вместо обычных Но и Если, и я взяла руку Фредерика, и тут раздался какой-то скрежет, и я была уверена, что это лопнул обруч, свалившись с моего сердца, но то был поршень.
Фредерик с номером телефона Сельмы побежал сквозь дождь к телефону-автомату, чтобы сообщить ей, что мы опаздываем, и попросить ее воспользоваться картой Всегерманского автоклуба ADAC, которая есть у оптика, и послать к нам механика. Я с Аляской оставалась
Фредерик прибежал, насквозь мокрый, его кимоно под курткой прилипло к ногам. Я открыла дверцу машины и показала на пол. Фредерик перегнулся над водительским сиденьем:
— Как она сюда попала?
— Понятия не имею, — сказала я. — Она просто вдруг оказалась тут и все. И я вышла на всякий случай, из-за электричества.
Мы стояли у обочины на ноябрьском холоде, мокрые насквозь, и я думала о том, как оптик зачитывал мне и Сельме вслух, что в каждом моменте можно открыть и что-то хорошее. Я похлопала Фредерика по локтю и показала на асфальт:
— Погляди-ка, в луже разводы побежалости.
— Боюсь, что это масло, — сказал он.
Приехал механик, он был в очень хорошем настроении.
— О, да у вас еще и карнавал? — засмеялся он, указывая на кимоно Фредерика.
— Определенно, — сказал Фредерик, указывая в свою очередь на белый непромокаемый комбинезон механика, похожий на костюм биозащиты.
Механик осмотрел мотор:
— Тут ничего не поделаешь, — сказал он. — Задир поршня.
— А еще вода в машине на полу, — сказала я, — хотя кузов цел.
Механик поднял брови и с медлительностью, которая никак не подходила к погоде, обошел машину кругом. Он перепроверил стекла, крышу, дверцы. Потом лег под машину. Поскольку я думала про буддийские фразы оптика, я не спрашивала, нельзя ли побыстрее.
— Ну? — спросил Фредерик, когда механик выбрался из-под машины.
— Честно говоря, я вообще не могу себе объяснить, как вода туда попала, — сокрушенно сказал механик. Судя по всему, таких вещей, каких он не мог себе объяснить, на свете было немного.
Аляска дрожала. Я дрожала еще сильнее, Фредерик меня обнял. Он и сам дрожал. Наконец механик пожал плечами.
— Вода дырочку найдет, — сказал он.
— Это точно, — сказал Фредерик. — И что теперь?
— Я вас отвезу, — сказал механик, закрепляя трос на моей машине.
Фредерик сел в мою машину за руль, я с Аляской села в машину механика, чтобы показывать ему дорогу. Он постелил брезент под Аляску и под меня, чтобы мы ему там не все замочили.
— Вода дырочку найдет, как ни уплотняй, — сказал он.
На его зеркале заднего вида болталась ароматическая елочка с названием «Зеленое яблоко», которая пахла в точности как океанический спрей господина Реддера. Она силилась заглушить запах мокрой собаки, так же старательно и так же безуспешно, как «дворники» стирали дождь со стекла.
Я обернулась назад и помахала Фредерику, он помахал в ответ.
— Человек ведь на шестьдесят пять процентов состоит из воды, — сказал механик.
Я отвела с лица мокрые волосы.
— А сегодня тем более, — сказала я.