Что я любил

Хустведт Сири

Марк выпятил нижнюю губу и надулся, ну точь-в-точь как разобиженный двухлетний малыш, которому сообщили, что добавки мороженого не предвидится. В этот момент его голова с почти младенческим лицом и рослое, длинное тело настолько не вязались друг с другом, что могло показаться, будто верхняя половина туловища просто отстала от нижней, давно ее перегнавшей.

В следующую субботу, когда Марк пришел ко мне, я не заметил в его настроении кардинальных перемен, хотя он и был подавлен. Зато выкрашенные в зеленый цвет

волосы я заметил сразу, но почел за лучшее промолчать. Я решил расспросить его про Джайлза.

— Как поживает твой приятель?

— Тедди? Хорошо.

— Ты, по-моему, говорил, что он художник?

— Да, и, между прочим, известный.

— Неужели?

— У нас все ребята его знают. А сейчас у него галерея и все такое.

— А в каком жанре он работает?

Марк прислонился к притолоке входной двери и зевнул:

— Он режет. Прикольно получается.

— А что он режет?

Марк ухмыльнулся:

— В двух словах не объяснишь.

— В прошлый раз ты сказал, что его колотило, потому что у него образ такой. Это как же прикажешь понимать?

— Ну, он, типа, прикалывается.

— А тот мальчик, он откуда?

— Кто? Я?

— Ну при чем тут ты? Разве ты мальчик? Ты вполне взрослый парень.

Марк расхохотался:

— Да его так зовут — Я.

— Что же это за имя такое? Восточное?

— Зачем? Имя как имя. Я, и все. Есть я, нет меня.

— Но это же местоимение. Родители дали ему местоимение вместо имени?

— Да нет, — пожал плечами Марк. — Он сам его себе придумал. И все его так зовут.

— Сколько же ему лет? Двенадцать?

— Девятнадцать.

— Девятнадцать? — недоверчиво переспросил я.

Мы помолчали.

— Джайлз с ним спит? — спросил я без обиняков.

Марк покрутил головой.

— Ну и вопросики у вас, дядя Лео. Нет, не спит. Они просто дружат. И вообще, если хотите знать, Тедди не голубой. Ему девчонки тоже нравятся. Он бисексуал.

Марк с минуту смотрел на меня, потом опять заговорил:

— Тедди классный. Его все обожают. Он родом из Виргинии, вырос в жуткой нищете, мать проститутка, про отца он вообще ничего не знает. В четырнадцать лет удрал из дома и начал колесить по Америке. Добрался до Нью — Йорка, работал помощником официанта в "Одеоне", а потом стал заниматься искусством, делать перформансы. Так что в свои двадцать четыре он уже многого достиг.

Я прекрасно помнил, что неделю назад Тедди Джайлзу было не двадцать четыре, а двадцать один, но снова промолчал. Марк вдруг заглянул мне в глаза:

— Я такого человека никогда не встречал. Знаете, дядя Лео, мы так с ним похожи, что поверить невозможно.

Две недели спустя Тедди Джайлз вновь всплыл в разговоре, на этот раз у Берни Уикса, во время очередной вечеринки по поводу открытия очередной выставки. Я уже сто лет никуда не выбирался вместе с Биллом и Вайолет,

поэтому ждал этого события с нетерпением, но за ужином моими соседями по столу оказались молодая актриса Лола Мартини, как выяснилось, новая пассия Берни, и художница Джиллиан Даунз, виновница торжества. Ни с Биллом, ни с Вайолет мне не удалось даже словом перекинуться. Билл сидел по другую сторону от Джиллиан и был совершенно поглощен беседой с ней. Муж Джиллиан Даунз, Фред, о чем — то разговаривал с Берни. Пока речь не зашла о Джайлзе, я выслушивал рассказ Лолы о ее карьере на итальянском телевидении, где она вела какую-то игровую программу. Поскольку основной темой игры были фрукты, туалет ведущей представлял собой плодово-ягодный бикини.

— Ну, в смысле цветов: лимонный, персиковый, земляничный, — любезно пояснила Лола. — А вот здесь такие шляпы из фруктов. — И указала себе на головку.

— А-ля Кармен Миранда, — вставил я, чтобы поддержать разговор.

Лола в ответ только недоуменно похлопала ресницами.

— Конечно, программа была дурацкая, — продолжала она, — но я хоть итальянский выучила. Меня даже несколько раз приглашали сниматься в кино.

— Уже без клубнички? — спросил я.

Лола кокетливо улыбнулась и поддернула бюстье, которое перед этим в течение получаса плавно с нее сползало.

— Без.

Я спросил ее, откуда она знает Берни.

— На прошлой неделе познакомились, на выставке Тедди Джайлза. Господи, какая же это мерзость!

Лола скорчила гримаску, чтобы продемонстрировать свое отвращение, и повела обнаженными плечиками. Она была такая молоденькая, такая хорошенькая, и во время разговора ее серьги раскачивались где-то на уровне длинной шейки. Ткнув вилкой в сторону Берни, Лола громко произнесла:

— Помнишь выставку, на которой мы с тобой познакомились? Скажи, мерзость?

Берни повернулся к Лоле:

— Ну, что тут скажешь? Мерзость-то, оно, конечно, мерзость, но шуму этот парень наделал, будь здоров. Он ведь сначала выставлялся по клубам, там его приметил Ларри Финдер и перенес работы в галерею.

— А что за работы-то? — заинтересовался я.

— Тела, понимаете? Разрезанные тела. Мужские, женские и даже детские.

Лола нахмурила лобик и поджала губы, чтобы поярче выразить свое негодование.

— По всему полу кровь, кишки какие-то. Там были фотографии с его клубных выставок, как он стоит и поливает чем-то всех из спринцовки. Не знаю, может, это просто красная краска, но выглядит как кровь. Господи, я смотреть не могла на все это, такой у-у-ужас!

Джиллиан подняла брови и искоса посмотрела на Билла.

— Между прочим, кое-кто взял его под крылышко, — сказала она. — Ты в курсе?

Билл отрицательно покачал головой.

— Хассеборг, — объявила Джиллиан. — Он написал про него длиннющую статью.