Чтобы ветер в лицо
Шрифт:
Генерал, прочитав аккуратно заполненный наградной лист, испытующе посмотрел на гвардии младшего лейтенанта, поднялся из-за стола:
— Так, значит, у границы она уложила двадцать шесть?
— Так точно, товарищ командующий, — отчеканил гвардии младший лейтенант.
— А всего в наступательных боях сколько эта девушка перебила фашистов, можешь сказать?
— Могу, товарищ командующий, — пятьдесят семь солдат и офицеров.
— Статут ордена Славы знаешь?
— Так точно, товарищ командующий, знаю!
— Выходит, товарищ младший лейтенант,
Наградной лист с поправкой комдива в тот же день был отправлен на КП армии.
На слет снайперов
Когда в политотделе армии возник вопрос, кого посылать на слет прославивших свои имена питомцев Центральной женской школы снайперской подготовки, справедливо первой была названа Роза Шанина. На ее боевом счету больше полсотни истребленных оккупантов, имеет два ордена Славы, пользуется авторитетом среди подруг.
Начальник политотдела армии первый объявил старшему сержанту Шаниной о почетной и ответственной командировке.
Ни улыбки на лице, ни вспышки радости в глазах. Только спросила:
— А это очень срочное дело?
— А что, у тебя есть более срочные дела? — поинтересовался помощник начальника политотдела по комсомольской работе.
Смутилась и, ни на кого не глядя, тихо сказала:
— Только одно — воевать.
Напутствие было недолгим: сказали, когда выезжать, какие документы оформить, просили продумать возможное выступление.
И еще — после совещания ей разрешили съездить на родину.
…Возвращалась в свою роту медленно, представляя, как обрадуются Татьяна Викторовна, ребятишки.
— Как дела, старший сержант?
Подняла голову, смутилась, чуть было не прошла мимо офицера. Вскинула ладонь к берету.
— Завтра в Москву уезжаю, товарищ майор. На слет снайперов.
Левадов удивленно поднял брови.
— Так что ж ты голову повесила? Радоваться надо! Вот что: я тебе вечерком подкину посылочку, небольшую, письмецо и адрес. Завези на квартиру, расскажи жене, сыну, как тут мы живем, парень у меня славный, любознательный, — Витька.
— Разве это трудно? Конечно, завезу.
— Ну вот и спасибо. А Клавдия Ивановна моя примет тебя как родную. Она ведь тоже воевала, руку потеряла, да еще правую. Под Ржевом воевала.
Моросил дождик. Мелкий, теплый. На крыше аист. Нахохлился, скучный. Так захотелось ей прикоснуться рукой к птице. На этой земле впервые увидела она аистов. Полюбовалась птицей и пошла дальше, вспоминая, как Левадов насильно отправил ее в медсанбат после ранения в батальоне Губкина.
…С подругами договорились так: не прощаться, никому ничего не желать, не присаживаться перед дорогой и не молчать. Они уйдут просто, как уходили на охоту.
На днях похоронили Сашу Кореневу. Пять девушек-снайперов убиты у Немана, две схвачены вражескими разведчиками и зверски замучены. Валя Лазаренко и Зина Шмелева в госпитале…
Никаких провожаний и никаких воздыханий.
Потому что это война.
Перед
А дальше говорилось, что с 1-го Прибалтийского прибыли Нина Соловей, Саша Шляхова, Маша Зубкова, а с 3-го Белорусского — Маша Курицына, Женя Суворова, Таня Гнидина, Люся Кондакова, Дуся Красноборова, Роза Шанина.
Прибыли и исчезли, будто и не было их, посланцев с переднего края, в школьном городке. Когда же об исчезновении девчонок доложили заместителю начальника школы, начальнику политотдела майору Никифоровой, та только рукой махнула: знала «мама Катя» (так за глаза называли ее курсанты), куда подевались ее девочки. Не только за доброту душевную удостоили девчонки начальника политотдела школы интимного, но такого высокого звания. Не всегда была она добра и покладиста, эта «мама Катя».
Всякое бывало в сложной подольской жизни девчонок первого набора школы снайперской подготовки, и слезы были. Горькие, обильные, девичьи. Это когда «мама Катя», спокойно глядя в глаза, скажет вдруг:
— Девочка ты моя, видать, не по плечу выбрала себе дорожку.
Лучше бы обругала при всех. Столько разных дисциплин, уставы, наряды, комсомольские дела, разве осилишь все с ходу, вон рядом бронебойщики, мужики, так и у них проколы бывают. Да какие! Обругала бы, так нет, сразу тебе обобщения, дорожка не по плечу, другую бы выбирала, укатанную, подальше от войны, спокойную. И знает же «мама Катя», что не было у них другой дороги, только эта, одна-единственная, сердцем избранная, и не будет другой до последнего часа войны.
Когда дежурная доложила Никифоровой, что все гости с фронта пропали, койки пустуют, в комнате свет выключен, но сапоги на местах, та спокойно ответила:
— Все они тут, все тут, с нашими девочками, дай ты им душу отвести, к утру посланцы фронтов будут на своих койках.
А там, в казарме, в синем свете единственной дежурной лампочки, разбившись на группки, вели девчонки свой, им одним понятный разговор о том, чего ни в одном учебнике не найдешь, о том, что испытываешь, когда ты лицом к лицу с врагом, когда дальше и ползти некуда, вот твоя огневая, а вот он, в сотне метров от тебя.
Затем гости с фронта рассказывали девчонкам, перебивая и поправляя одна другую, о том, как здорово, торжественно прошел в клубе Механического завода вечер проводов первого набора. Собралось человек восемьсот: выпускники школы, гости из Подольска. На сцене знамена школы, горкома комсомола, военкомата, да еще шефы принесли свои. На столе красный бархат. Сцена будто в пламени. В президиуме два секретаря ЦК комсомола, генерал из НКО, командование школы, выпускницы школы — отличницы боевой и политической подготовки. После официальной части и вручения лучшим грамот ЦК ВЛКСМ, играл оркестр, пели, танцевали…