Чудеса Индии
Шрифт:
Из других морских чудес я расскажу про птицу, живущую в стране Маит[122] — это остров в море около Сенфа и Сериры[123]. Говорят, что эта птица вьет гнездо на поверхности воды в одной из бухт этого острова. Там она несется, а потом сорок дней высиживает яйца. По истечении этого срока птица бросает яйца на воду и двадцать дней сидит неотлучно на противоположном берегу, питаясь одной рыбой. На двадцать первый день птенцы выходят из яиц и присоединяются к родителям, которые кормят их и прикрывают своими перьями. А когда птенцы оперяются и начинают двигаться и есть самостоятельно, родители бросают их. У этой птицы никогда не бывает больше трех птенцов. Жители Маита... этот остров, как было упомянуто...[124]. Корабли никогда не прибывают туда целыми; они приходят к острову в определенное время года, которое совпадает с периодом сильных бурь. Увидев берег, путешественники
Аль-Хасан ибн Амр рассказывал мне, будто он видел в Мансуре жителей Нижнего Кашмира. Между Мансурой и ях страной семьдесят дней караванного пути, но во время половодья они спускаются из Кашмира по Михрану[125] — эта река течет по тому же направлению, как Тигр и Евфрат — на тюках, набитых костом[126]. Мне говорили, что каждый такой тюк весит семьсот-восемьсот мин; его заворачивают в промасленные кожи, так что ни вода, ни что-либо другое не может проникнуть внутрь. Потом тюки разминают и связывают между собой; кашмирцы садятся на них, спускаются по Михрану и в сорок дней доплывают до мансурской гавани, и при этом вода нисколько не смачивает коста.
Один человек, побывавший в Индии, рассказывал мне об индусских волшебниках.
Выходит такой волшебник в поле и видит, что по воздуху носятся птицы. Если он очертит на земле круг, птицы принимаются кружить над чертой, наконец опускаются в круг и больше уже не могут из него выйти. Тогда волшебник входит за черту, берет себе птиц, сколько ему вздумается, а остальных отпускает на волю. Если же они пасутся на поле, волшебник обводит их чертой, которую птицы не могут переступить; тогда он подходит к ним и берет их себе столько, сколько понадобится.
Некий путешественник рассказывал мне про одного такого волшебника, которого он видел в Синдабуре[127]. Человек этот притащил к берегу бухты кусок дерева, пошептал над ним и бросил в воду. Бревно сначала поплыло, а потом остановилось. Тогда он сел в лодку, подъехал к бревну, извлек из воды крокодила и тут же его убил.
Вообще в синдабурской бухте огромное число крокодилов. Говорят, они ни на кого не нападают на улицах, но если человек, выйдя из дому, подойдет к воде и сунет в воду хотя бы один палец — его немедленно хватают крокодилы. Жители Сериры утверждают, что у них есть талисман против этих чудовищ.
Я знаю со слов очевидца, что в Индии множество людей занимается предсказаниями. Вот что сообщил моему собеседнику один сирафский купец.
Однажды, собираясь пройти сушей из Сеймура в Субару[128], он попросил сеймурского правителя дать ему провожатого, который охранял бы его в пути; правитель отрядил одного из своих батраков, или пехотинцев.
«Мы вышли из Сеймура, — говорил купец, — и присели отдохнуть возле таладжа и джерама (это значит по-индийски пруд и сад). Между прочим, мы ели рис. Вдруг поблизости каркнул ворон. “Знаешь ли ты, — спросил индус у меня, — что сказал этот ворон?” — “Нет”, — ответил я. — “Он сказал: непременно буду есть тот же рис, который вы сейчас ели”. Эти слова удивили меня, — продолжал купец, — потому что весь рис был съеден нами без остатка. Закусив, мы отправились дальше своей дорогой. Не успели мы пройти и двух фарсахов, как встретили небольшой отряд из пяти-шести индусов. При виде их мой спутник весь затрясся от волнения и воскликнул: “Я непременно буду драться с этими людьми!” — “Зачем?” — спрашиваю я. — “Между нами старая вражда”. Но, пока мой товарищ говорил мне о своих намерениях, встречные индусы выхватили свои кинжалы, бросились на него все сразу и распороли ему живот, так что все внутренности вывалились наружу. При виде этого я так испугался, что не мог идти дальше и упал на землю, почти лишившись сознания. “Не бойся, — сказали мне убийцы, — с этим человеком у нас была вражда, но тебе мы ничего дурного не сделаем”. Затем индусы ушли своей дорогой; И не успели они удалиться, как на убитого опустился ворон — я не сомневаюсь, что это был тот самый, — и начал клевать рис, который выпал из его внутренностей».
В числе удивительных рассказов о купцах-мореходах и о людях, обогатившихся на море, вот что передают об Исхаке ибн аль-Яхуди[129].
Сначала этот человек вел дела с оманскими маклерами, но, поссорившись с каким-то евреем, бежал из Омана в Индию, не имея с собой ничего, кроме каких-нибудь двухсот динаров. Около тридцати лет на родине не было о нем никаких
Имя Исхака облетело весь город, и многие ему завидовали. Один дурной человек, которому он отказал в какой-то просьбе, пошел в Багдад и попытался опорочить еврея перед везиром Абу-ль-Хасан Али ибн Мухаммад ибн аль-Фуратом[131]. Но везир не обратил внимания на его слова. Тогда доносчик втерся в доверие к одному бесчестному вельможе из приближенных аль-Муктадира-биллаха и, выдавая себя за друга еврея, рассказал ему, что один человек уехал из Омана ни с чем, а вернулся на судне, на котором одного мускуса было на сто тысяч динаров да на столько же динаров шелковых одежд и фарфора, да еще на столько же драгоценностей и дорогих камней, а всяким изумительным китайским диковинкам у него и счету нет. Доносчик прибавил, что еврей — бездетный старик и что Ахмад ибн Хилаль взял у него товаров на пятьсот тысяч динаров. Об этом рассказе сообщили аль-Муктадиру. Пораженный халиф тотчас же послал в Оман одного из своих слуг, чернокожего по имени аль-Фульфуль, с тридцатью помощниками. При этом он написал Ахмаду ибн Хилалю письмо, в котором приказывал ему передать еврея аль-Фульфулю и со своей стороны отправить посланца в Багдад.
Когда гонец прибыл в Оман, Ахмад ибн Хилаль прочитал это письмо и велел взять еврея под стражу, а сам за большие деньги пообещал ему все уладить. Затем он тайно предостерег купцов, сказав, что арест еврея приведет к дурным последствиям для всех торговых людей — и чужестранцев и местных жителей без различия; он говорил о беззастенчивом вмешательстве властей, о жадности бедняков и злонамеренных лиц. Рынки закрылись; иноземные и оманские купцы написали особые заявления, в которых утверждали, что, как только еврея увезут, торговые корабли перестанут заходить в Оман, купцы разбегутся из города, мало того, люди станут предупреждать друг друга, что опасно причаливать к берегам Ирака[132], потому что там никто не может быть спокоен за свое имущество. А ведь Оман — город торговый, в нем много именитых и богатых купцов из самых различных стран. Избрали они себе это местожительство из-за справедливости повелителя верующих[133] и его наместника, которые оказывают купцам покровительство и защиту против всяческих завистников и притеснителей. Купцы так яростно спорили и кричали против Ахмада ибн Хилаля, что аль-Фульфуль и его приспешники решили покинуть Оман, думая о своем собственном спасении. А наместник в подробном послании описал халифу все случившееся: как восстали купцы, как чужестранцы подвели к берегу свои суда, а теперь их нагружают снова, чтоб увезти свои товары обратно, и как местные купцы, негодуя, говорят: «Если мы останемся здесь, то окажемся без всяких средств к существованию, потому что корабли перестанут заходить в нашу гавань, а ведь все население этого города живет исключительно морем. Если так обращаются с незначительными купцами, значит крупных ожидают еще худшие притеснения. Правители — словно огонь: в какую сторону ни кинутся — все пожирают. Мы бессильны против этого произвола, а потому нам лучше всего уйти отсюда».
Итак, слуги халифа уехали, взяв предварительно у Исхака около двух тысяч динаров; рассерженный еврей начал усиленно закупать товары, собрал свое имущество, построил корабль и выехал в Китай, не оставив в Омане ни одного дирхема. Когда он прибыл в Сериру, местный правитель потребовал от него взятку в двадцать тысяч динаров, иначе он грозил задержать еврея и не пропустить его в Китай. Купец отказался. Тогда правитель ночью подослал к нему тайного убийцу, а корабль и все его имущество забрал себе.
Этот Исхак три года прожил в Омане. Я слышал от очевидца, что однажды, в день Махраджана[134], он подарил Ахмаду ибн Хилалю сосуд из черного фарфора с крышкой из блестящего золота. «Что в этом сосуде?» — спросил правитель. — «Там секбадж[135], который я приготовил для тебя в Китае». — «Секбадж, сваренный в Китае! — воскликнул эмир с изумлением. — Да еще два года тому назад! Как же он сохранился?» С этими словами Ахмад открыл сосуд и увидел хам рыбу из золота с яхонтовыми глазами; она была обложена превосходным мускусом. Содержимое этого сосуда стоило не меньше пятидесяти тысяч динаров.