Чудеса происходят вовремя
Шрифт:
ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
Мицос Александропулос (род. в 1924 г.) — греческий писатель, автор нескольких романов и сборников рассказов.
Сквозная тема творчества Александропулоса — антифашистское Сопротивление. Опыт борьбы, немеркнущие идеалы Сопротивления предопределяют угол зрения и нравственные оценки писателя.
Три новеллы, составляющие настоящую книгу, переносят
Две другие новеллы — «Сержанты и ефрейторы» и «К тому же...» — хронологически дополняют первую новеллу. Автор как бы высвечивает первую стадию карьеры будущих «черных полковников», первые шаги на пути к власти людей ничтожных, способных выдвинуться только средствами лжи и насилия. Новелла «К тому же...» вводит в эту картину еще один характерный персонаж — фигуру идеологического приспешника фашистов.
Писатель настойчиво и остро ставит проблему гражданской ответственности, нравственного неприятия фашизма.
На русском языке опубликованы два романа М. Александропулоса: «Ночи и рассветы» и «Горы» («Молодая гвардия», 1962 и 1967) и сборник рассказов «К звездам» («Прогресс», 1970). Советскому читателю, вероятно, интересно будет также узнать о том, что значительная глава в творческой биографии Александропулоса связана с русской культурой. Ему принадлежит перевод на греческий язык «Слова о полку Игореве» и книга «От Москвы до Москвы» — путевые заметки о приволжских городах. В начале 1975 г. в Афинах вышла книга М. Александропулоса «Пять русских классиков» — сборник эссе о Пушкине, Гоголе, Белинском, Достоевском и Толстом, а теперь готовится к изданию его трехтомная «История русской литературы».
ЧУДЕСА ПРОИСХОДЯТ ВОВРЕМЯ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
— Давно я вас не видел, чуть ли не целый месяц, — говорил он с укором, и взгляд
— Ровно месяц, господин Филипп.
— Да... И вас теперь не узнать. Такая метаморфоза... Вы очень, очень переменились...
— К лучшему, господин Филипп?
— Боже мой!.. Разумеется...
Весной ей исполнилось восемнадцать, в июне она получила аттестат. Однако уже года два, по меньшей мере два, она слышала такие речи от мужчин, знакомых ее матери.
— Однажды вы сказали мне, господин Филипп, будто перемены к лучшему уже невозможны. Дальше некуда — кажется, так, не правда ли?
Он принялся рассуждать о гармонии и симметрии — вяло, неопределенно... Она не прерывала. Если бы намерения этого адвоката были серьезными, она сразу сказала бы «да». Она давно уже все взвесила — и разницу в возрасте, и прочее, и прочее... Будь он сильным, статным, с этаким шармом... А он был маленьким, щуплым, недаром его наградили уменьшительным прозвищем Филипс. И все же она сразу сказала бы «да».
Она ждала, когда он закончит.
— Ничего удивительного, господин Филипп, тогда вы меня не видели, только и всего.
— То есть как? — изумился адвокат.
Тогда, на выпускном вечере в гимназии, он от имени муниципалитета вручал аттестаты.
— Видеть-то видели, но не обратили внимания...
Было за полдень. Два часа, самое пекло. В суде его задержали, и он торопился домой — к вентилятору и холодильнику. Площадь словно вымерла. И когда Анета выступила из-за деревьев, Филипп даже вздрогнул от неожиданности.
Их редкие беседы с глазу на глаз неизменно складывались в цепочки незавершенных тем. На все, что он говорил, долго и обтекаемо, у нее находилась одна острая фраза. И тогда, не осмеливаясь договорить до конца, он спрашивал о другом.
— Ну так как же, — спросил он ее теперь, — куда вы намерены поступать? Время не ждет, пора что-то решать...
Как всегда перед важным решением, мать Анеты, француженка, преподавательница гимназии, нашла великое множество самых разных вариантов. Выбраться из этого лабиринта было непросто, и решение принималось нескоро.
— Вы правы, господин Филипп, сентябрь не за горами, а мы все еще раздумываем... Теперь у мамы новый план... Она считает, что мне надо уехать!
— Уехать? Куда?
— Во Францию. В Гавр. Там у меня родственники.
— Полно!.. В Гавр? Господи, да что вы будете делать в Гавре? И это сейчас, когда вы так хорошо овладели греческим! Нет, так нельзя! Нужно переговорить с мадам... Потому что, — добавил он с улыбкой, — если вы нас покинете, мадемуазель, многие, очень многие будут опечалены...
— Никто, господин Филипп...
Взгляд адвоката по-прежнему блуждал по ее фигуре. И Анета, которую такие настойчивые ощупывающие взгляды раньше раздражали, на этот раз как будто не испытывала смущения.
— Уверяю вас, ровным счетом никто...
— Быть того не может!
— Правда, никто.
— Напротив, многие... Уж я-то знаю...
— О! Что мне остается сказать?
— М-м-м... Для подсудимой всегда открыта дорога чистосердечного признания,..
— Но может быть... Господин Филипп, не следует ли сначала выслушать показания свидетелей?
Жара достигла кульминации. Даже колокола на колокольне, должно быть, таяли по капле, как свечи. Однако Филиппу казалось, будто от белокурой собеседницы на него падают голубовато-зеленые тени.