Чудо в пушистых перьях
Шрифт:
У меня появилась мысль, что они меня не правильно понимают, и я начала прикидывать, как бы им попроще все растолковать про Шамбалу и про папину философскую доктрину. Впрочем, я сама в ней, говоря по чести, не очень… в общем, я только рукой махнула.
Все сидели и смотрели на меня, то есть смотрели Ряха с Витькой, Груня гладила Пафнутия. Стало тихо и почему-то грустно.
— Как твоя рана? — спросил Ряха Витьку.
— Нормально, заштопали, — ответил он и вдруг поинтересовался, обращаясь ко мне:
— Тебя как звать-то?
Я
— Меня?
— Ну…
— Так мы ж знакомились?
— Да забыл я твое имя со всеми этими делами. Помню, не по-людски как-то, а уж как точно…
— Василиса ее зовут, придурок, — обиделась за меня Груня, а я нисколечко не обиделась — забыл и забыл, больно мне этот хмырь нужен.
— Это Ряха, — сказал он, кивнув на друга.
— Очень приятно, — сказала я, а Ряха ответил:
— Мне тоже…
Мы опять замолчали.
— Ладно, — вздохнул Витька, — одну проблему решили, бок мне заштопали, теперь давайте думать, что делать дальше.
— Из города сматываться, — деловито предложил Ряха.
— А бабки? — скривился Витек. — Куда смотаешься без бабок?
— Найдем бабки, — порадовал его Ряха.
— Ага, чтобы их найти, надо отсюда выйти, а нам лучше всего забиться в нору поглубже.
— Это точно, — кивнул его дружок.
Витька перевел взгляд на жену и спросил:
— Груня, у тебя деньги есть?
— Есть.
— С собой?
— Конечно, с собой. Только ничего я тебе не дам. Деньги для кота. У него питание трехразовое, консервы дорогие, кот ест много, вдруг нам придется год прятаться или два?
— Дура, — рявкнул Витька, — о коте своем блохастом думает. Ты б лучше о муже думала. Вот пристрелят меня, узнаешь.
— А не фига было в бандиты идти. И сам ты блохастый. Пафнуша каждый день моется, а ты как запьешь, так тебя в ванную не загонишь.
— Вот дура, — в сердцах сказал Витек и замотал головой, точно лошадь, которая отбивается от мух. — Одни коты на уме, совсем чокнулась. Слышь, убогая, убьют нас. И меня, и тебя за компанию.
— Убьют так убьют, — философски заметила Груня. — Все под богом ходим. Раньше думать надо было. Когда в бандиты шел, а я за тебя замуж.
— Заладила, — проворчал Витек. — И чем тебе муж плох? Я хоть раз тебя обидел? Другой бы убил давно, совсем на котах свихнулась. Правильно маманя мне говорила, не будет толку от этой конопатой, и пацаны все…
— Я не говорил, — с опаской косясь на Груню, поспешно заверил Ряха. — Я даже наоборот… Я, кстати, всякую живность люблю.
— Тоже мне, любитель, — взъелся на дружка Витька, — посмотрел бы я на твою любовь, притащи тебе жена двадцать семь собак да кошек, и все жрать просят. А как орут, сволочи. Особенно вот этот, жирный.
— Он же глухой, — обиделась Груня, — он не слышит, что голос повышает…
Все опять замолчали, но не надолго.
— Слышь, Василиса, — обратился ко мне Витек, — а мы в этом подвале перекантоваться можем, хотя бы эту ночь?
— Конечно, — пожала я плечами.
— А
— Скажете, что вы папины ученики, Михалыч не удивится.
— Ага. Сегодня здесь останемся, а завтра думать будем… Спасибо тебе, Василиса, извини, что так вышло… — Получилось это у Витьки так, точно он со мной прощался, потому я, потерев нос, сообщила:
— Да я тоже здесь останусь.
— Зачем? — удивился Витек. — Тебя ж никто не видел. Ничего не бойся, про тебя не узнают.
— Да у меня свои проблемы, — вздохнула я.
— Она к нам из-за этого приходила, — с сочувствием глядя на меня, сказала Груня.
— Да?
— Да. Думала, ты сумеешь помочь.
— Извини, — развел руками Витек. — Выходит, я теперь ничего не сумею, самому впору помогать.
— Это точно, — поддакнул Ряха, который, кстати сказать, особо несчастным не выглядел, скорее наоборот: энергия била в нем ключом и на месте ему явно не сиделось. Уже некоторое время он кружил возле папули, я старалась этого не замечать, но насторожилась, потому что интерес к папиной личности не приветствовала.
— Что ж, брат, — обозревая пространство подвала, сказал Витек, — надо бы водки, да на боковую.
— Водка есть, — порадовал Ряха и в самом деле извлек из кармана ветровки бутылку, затем вторую и добавил:
— Выпьем, брат.
— Алкаши, — презрительно бросила Груня, а Витька опять обиделся:
— Мы же стресс снимаем.
Он нашел на столе стакан, дунул в него и налил водки, посмотрел вокруг с тоской и совсем было поднял стакан к губам, но тут вдруг ожил папуля, протянул руку, а Витек машинально протянул ему стакан, папа забулькал, чуть приподняв голову. Оба парня ошалело замерли. Мне-то замирать ни к чему, я привычная, хотя и должна признать, что зрелище это в самом деле впечатляло.
Папа вернул стакан и отключился. В подвале воцарилась тишина. Груня погладила кота, который был слегка встревожен, а Витек сосредоточенно хмурился, наверное, думал.
— Слышь, Василиса, — обратился он ко мне, — может, родитель твой малость пошарит по этому… как его… астралу, может, там где написано, чего нам теперь делать?
Об астрале я имела весьма смутное представление, и Витькин вопрос не показался мне особенно глупым, кто знает, может, и вправду написано, хотя как-то в это мне не верилось. Я повернулась к папе и позвала:
— Пап, ты где?
— Здесь, — отозвался он.
Парни осторожно приблизились, а Ряха робко начал:
— Совет нужен, дельный. Мы, дядя, в дерьме по самые уши. Может, есть какой способ вылезти?
Папа молчал, и мы молчали, напряженно ожидая. Вдруг папа ткнул в меня пальцем и, не приходя в сознание, заявил:
— Спроси у нее. — Далее папа натурально отключился и на призыв вернуться не реагировал, а все, в том числе и Груня, уставились на меня. Я затосковала: люди чего-то ждут, вроде я должна ответить, а чего, интересно, я отвечу?