Чудо в пушистых перьях
Шрифт:
— Ты понимаешь, о чем они говорят?
— В общих чертах.
— А не могла бы перевести? — попросила я.
— Пожалуйста, — кивнула Груня. — Значит, так. Этот джинсовый спрашивает у моего, чьи они, мой… тут не переведешь, послал короче… так… джинсовый выпендриваться начал… теперь мой выпендривается, ничего интересного. Ага… вот этот, со шрамом, говорит, что они не сами по себе и чтоб, значит, мой не лез. А наши придурки отвечают, что, мол, тоже не сами по себе и это парни не туда полезли, что-то о территории и все такое… Сейчас мой опять выпендривается, страху нагоняет. Видать,
И точно, парни у двери кивнули и покинули квартиру, при этом джинсовый выглядел крайне недовольным.
— Ну, вот, — широко улыбнулся Ряха и взял Земфиру под руку, — никаких проблем…
Земфира покачала головой и пошла в кухню, мы двинули следом. Появление грозного вида молодых людей очень меня озадачило. Я-то считала, что джинсовый подбивает местных алкашей свистнуть Филонова, ан нет… Выходит, попытав счастья с алкашами и ничего не добившись, он пошел дальше, и теперь еще вопрос, успокоится ли?
— Что это с ним за тип? — спросила я Витьку, когда мы вновь оказались за столом.
— Так, — он презрительно скривился и махнул рукой, — мелочь всякая. Работают на Тихого. Зуб даю, тут чистой воды самодеятельность. Познакомились с вашим зэком в какой-нибудь пивнухе, тот рассказал о картине, вот и решили бабки снять. Больше не сунутся. — Он задумался, я насторожилась, а он без особой охоты продолжил:
— Базар бы выеденного яйца не стоил, будь мы при делах. А если правда Тихий в курсе, то мы с Ряхой в дерьме по самые уши…
— В дерьме, — весело поддакнул тот.
— Ну и чего ты все зубы скалишь? — взъелся на дружка Витек. — Лучше б думал, как из этого дерьма вылезти.
— Думать я не очень, — загрустил Ряха. — По справедливости, надо Кролика отыскать и… того, поговорить, — закончил он, смущенно глядя на Земфиру. — Это он Шляпу замочил, а меня подставил.
— Да никто тебя не подставлял, — отмахнулся Витька, — зазря парней уложили. Им без радости, и нам головная боль. Сиди вот теперь…
— Володю так и не поймали? — нахмурилась я.
— Менты? — удивился Ряха. — Конечно, нет. Где им…
— Откуда знаешь? — усомнилась я.
— Мы все знаем, — обрадовал Ряха, запнулся, вздохнул и поправился:
— Почти все…
— Лучше б ты… — опять начал Витька и тут взглянул на меня. — Слушай, а батя твой вернулся, как думаешь?
— Зачем он тебе? — насторожилась я.
— Как зачем? — вроде бы обиделся Витька. — Посоветоваться. Пусть пошарит в этом… в астрале.
— Ты уже один раз советовался, и что из этого вышло? — съехидничала я, хоть это не в моем характере.
— Что вышло? — нахмурился Витька. — Батя твой что сказал?
— Что?
— Спрашивай у нее. Я спросил, и мы нашли Вову, который оказался Кроликом. Он Шляпу замочил.
— А может, вовсе и не Кролик Шляпу… того? — опять съехидничала я.
— А кто тогда?
— Почем я знаю?
— Вот и надо с папулей поговорить, — гнул свое Витька. — Пусть пошарит.
Чужая бестолковость меня здорово злила, и тут в разговор вмешался Ряха.
— Папа дал совершенно правильные указания, — сказал он, — но мы сделали скоропалительные выводы, как следует не проанализировав ситуацию. Здесь решающую роль сыграл принцип подобия. Мы узнали о Кролике и за кажущейся простотой не разглядели главного: подобие лишь внешнее, при этом глубокое различие внутри. Как арбуз и мячик, к примеру. Чтобы владеть ситуацией, необходимо накапливать информацию…
Мы сидели, пялили на Ряху глаза, время от времени моргая по очереди. То, что Ряха парень непростой, я и раньше догадывалась, а теперь сидела дура-дурой, пытаясь понять, какое отношение к папуле имеет арбуз и мячик? А Земфира поцеловала Ряху в лоб и сказала с гордостью:
— Цицерон.
— То есть ты, в принципе, согласен, что папуля дело говорил? — задал вопрос Витька, изо всех сил стараясь выглядеть умным.
— Само собой, — кивнул Ряха, а Земфира сразу села на своего любимого конька:
— Наш папа знает, что говорит. Все вопросы морально-этического плана он решает в две минуты. Совет умного человека никогда не лишний, а папа не просто умный, он гений.
— Это точно, — кивнула я, и мы, прихватив пирогов, отправились за советом к папе.
Зайдя в дворницкую, я первым делом взглянула на нары и убедилась, что папа лежит себе там как ни в чем не бывало. Коля куда-то исчез. За столом сидел Михалыч в компании «Столичной» и лил слезы счастья и умиления (это выяснилось несколько позднее).
— О, Васена, — обрадовался он мне. — Как дела?
— Плохо, — буркнула я.
— Почему плохо? — насторожился Михалыч.
— Потому что ничего в них нет хорошего, — огрызнулась я и спросила:
— Как папуля?
— Ушел. Примерно час как ушел, думаю, надолго. Он сегодня перед людьми говорил. Как говорил, Васена… Повезло тебе с отцом. И мне повезло. Сподобил господь жить в одно время с таким человеком, рядом быть, созерцать, так сказать, и свидетельствовать. Я вот думаю: может, мне, Васена, за книгу засесть? Вот только не очень у меня с грамотностью. Или ничего? Может, найдешь мне кого помоложе да потолковее, а?
— Зачем?
— Как же… я б, к примеру, диктовал, а уж он до ума довел… литературно
— Тоже мне, апостол выискался, — проворчала я, но Михалыч не обиделся.
— Может, и не апостол, но сподобил господь…
Пока мы пререкались с Михалычем, Груня выпустила кота и устроилась за столом, Витька и Ряха присели на нары поближе к папуле.
— Как твоего батю зовут? — почему-то шепотом спросил Витька.
— Анатолий Васильевич, — отозвалась я, и он позвал:
— Анатолий Васильевич, я это… поговорить бы… в прошлый раз вы.