Чудо. Встреча в поезде
Шрифт:
Женский визг высокой дугою прорезал тишину и словно поставил последнюю точку. Красивый визг, подумал Бруно со странным, спокойным восхищением. Как ни в чем ни бывало он подплыл к пристани, сразу следом за другой лодкой. Медленно, так же медленно, как и все, что он делал, Бруно заплатил лодочнику.
— На острове! — сказал кто-то потрясенным, взволнованным голосом. — Говорят, там мертвая девушка!
— Мертвая?
— Позовите кто-нибудь полицию!
За его спиной раздался топот ног по деревянному настилу.
Бруно вразвалочку направился к воротам парка. Слава Богу, что он пьян, или с похмелья, или что там с ним такое — во всяком случае он в состоянии
— Стаканчик виски, — сказал он бармену.
— Ты откуда, сынок?
Бруно посмотрел на него.
Двое мужчин за стойкой справа тоже подняли головы.
— Я хочу виски.
— Здесь не торгуют спиртным, парень.
— Где это «здесь», в парке? — Голос у него сорвался на крик.
— В штате Техас спиртным не торгуют.
— Так налейте мне этого! — Бруно указал на бутылку самогона, что стояла перед двумя мужчинами.
— На, держи. Всем до чертиков хочется выпить. — Мужчина плеснул ему самогону в стакан.
Самогон был крепок и груб, как сам штат Техас, и обдирал горло, но прошел хорошо. Бруно предложил заплатить за выпивку, но мужчина отказался.
Завыли полицейские сирены — все ближе, ближе.
Вошел какой-то парень.
— Что случилось? С кем-то несчастье? — спросили у него.
— Я ничего не видел, — равнодушно ответил парень.
«Брат мой!» — подумал Бруно, оглядывая его, однако не решился подойти и заговорить.
Он чувствовал себя отлично. Мужчина угостил еще, и Бруно приложился три раза. Поднимая стакан, он заметил полоску на руке, вынул платок и спокойно вытер между большим и указательным пальцем. Это был след оранжевой губной помады Мириам. Он едва разглядел это пятнышко в тусклом освещении бара. Бруно поблагодарил за самогон, вышел в темноту и зашагал по правой стороне дороги, высматривая такси. Оглядываться на освещенный парк не хотелось. «И думать об этом забудь», — сказал он себе. Загрохотал трамвай, Бруно подбежал к остановке. Он обрадовался свету внутри и прочел все афиши. Дрожащий маленький мальчик сидел напротив, и Бруно принялся болтать с ним. Мелькнула мысль позвонить Гаю, но Гая, конечно, нет в городе. Хотелось как-то отпраздновать. Можно еще раз позвонить матери Гая, и будь что будет, но, подумав, Бруно счел такой шаг неблагоразумным. Одно пакостно во всем этом: еще долго нельзя будет встретиться с Гаем, позвонить ему или даже написать. Гая, конечно, вызовут на следствие. Но он свободен! Дело сделано, сделано! В порыве восторга Бруно взъерошил мальчишке волосы.
Мальчик на мгновение отпрянул, потом в ответ на дружелюбную улыбку Бруно улыбнулся тоже.
На конечной станции железной дороги «Атчисон-Топека — Санта-Фе» он достал билет на верхнюю полку в спальном вагоне поезда, который отправлялся в час тридцать ночи, то есть оставалось убить еще полтора часа. Все было изумительно, и Бруно чувствовал себя потрясающе счастливым. В буфете у вокзала он купил пинту виски и наполнил фляжку. Бруно надумал пойти к дому Гая, посмотреть, как он выглядит, взвесил все за и против и решил, что это можно. Он уже собирался спросить дорогу у человека, стоявшего в дверях, — ясно, что в такси ехать нельзя, — как вдруг осознал, что хочет женщину. Он хотел женщину более, чем когда-либо в своей жизни, и это невероятно понравилось ему. Ничего такого ему не хотелось с тех пор, как он приехал в Санта-Фе, хотя Уилсон и таскал его в разные места. Он круто развернулся перед самым носом у человека в дверях, подумав, что лучше спросить на улице, у шоферов такси. Его даже трясло, так чертовски хотелось бабу! Трясучка совсем не та, что от алкоголя.
— Да не знаю я, — смущенно отозвался веснушчатый шофер, что стоял, прислонясь к крылу своего автомобиля.
— То есть как это ты не знаешь?
— Не знаю, вот и все.
Бруно в раздражении отошел.
Другой шофер, стоявший у тротуара чуть поодаль, был более услужлив. Он написал Бруно адрес и пару имен на обороте визитной карточки своей компании, хотя это оказалось так близко, что подвезти не требовалось.
13
Гай стоял у изножья кровати в своем номере в «Монтекарло» и смотрел, как Энн листает семейный альбом, который он захватил из Меткалфа. Эти последние два дня с Энн были просто великолепными. Завтра он едет в Меткалф. Потом — во Флориду. Телеграмма от мистера Бриллхарта пришла три дня назад, и там значилось, что заказ остается за Гаем. Впереди шесть месяцев напряженной работы, а в декабре уже можно начинать строить собственный дом. Теперь на это появились деньги. И появились деньги на развод.
— Знаешь, — сказал он безмятежно, — если бы даже ничего не получилось с Палм-Бич, если бы мне нужно было завтра возвращаться в Нью-Йорк, на работу, я бы смог, принял бы все, как есть.
Но едва он произнес эти слова, как осознал, что именно Палм-Бич придает ему мужество, импульс, волю или что там еще, без Палм-Бич эти дни с Энн лишь усугубили бы чувство вины.
— Но тебе ничего этого не нужно, — сказала Энн, немножко помолчав, и снова склонилась над альбомом.
Гай улыбнулся. Он знал, что Энн едва слушает. В самом деле — все, что он говорит, неважно, и Энн это известно. Он склонился вместе с ней над альбомом, называя людей, о которых она спрашивала, усмешливо наблюдая, как она изучает разворот, где мать собрала его фотографии — от грудного возраста лет этак до двадцати. На каждом снимке он улыбался, и густая копна черных волос придавала его лицу более твердое и независимое выражение, чем сейчас.
— У меня здесь достаточно счастливый вид? — спросил он.
Энн подмигнула.
— Да, и очень симпатичный. Что Мириам? Есть новости? — Она быстро пролистнула оставшиеся страницы.
— Нет, — ответил Гай.
— Я ужасно рада, что ты это привез.
— Мать бы меня убила, если бы узнала, что это — в Мексике.
Он тут же положил альбом в чемодан, чтобы как-нибудь не забыть. — Самый лучший способ знакомиться семьями.
— Гай, а я не очень утомила тебя своими родственниками?
Гай улыбнулся ее жалобному тону:
— Да нет, меня это как-то не волновало.
Он сел на кровать и привлек Энн к себе. Он знакомился со всеми родственниками Энн парами, тройками, даже дюжинами на воскресных обедах и вечеринках у Фолкнеров. В семье подтрунивали над несметным количеством Фолкнеров, Уэдделов и Моррисонов, живущих в штате Нью-Йорк и на Лонг-Айленде. Ему даже нравилось, что у Энн так много родных. Рождество, которое в прошлом году он провел в доме Фолкнеров, было счастливейшим в его жизни. Он поцеловал Энн в обе щеки, затем в губы. Склонившись, увидел, что на покрывале валяются наброски, сделанные Энн на гостиничной бумаге, и сложил их в аккуратную стопку. Это были узоры, которые Энн придумала после того, как они днем сходили в Национальный Музей. Линии ясные, четкие, как на его собственных эскизах.