Чудовища сна
Шрифт:
Правлю безликими дураками», —
Поп не брезгует кичиться в мятых
Складках одежд, для лести поганой.
«Я – живу недалече от Бога,
Слышу визжание безгреховно,
Всхлипы неженки-матери слога —
Аве Мария, дай имя иконам.
Бог простит грехи безмятежно:
Мне, человечеству, Люциферу.
Ангелов свергнет в пучину, нежно
Гладит висок, увлажняя Гею.»
Первым летним деньком прихожане
Вере обыденно
В церковь вошли, да и не узнали
Пастора в ругани, брани излишней.
«Предан Богу до ночи прошедшей,
Искренне верил, хоть и гнушался —
Шабаш видал! Не Дьявол калечит,
Раны Антихриста всякого краше!
Братья, сёстры! Очнулся в посмертье:
Ведьмы на мётлах тут же помчались
Смехом залива, гиеной на вертеле —
Это с Луисом Рикардо прощались.
Я, поверьте, и дьявола видел,
Он, заглянув и на пратреклятый
Старый котёл, указывал ведьмам,
Грешников заживо жарил с контрактом.
Кровью афеи создали муки —
Шабаш безумный лишь подогрели,
Кожу сдирали, в мышцах под зубы
Грязное мясо философа ели.
Братья, сёстры! Признаюсь – безбожник —
Сделку, демоны, засмеяли.
Топот гурьбой и козлиные рожки,
Недра земли не зеркальны сознанью.
Бесы начали танец бездумный,
В пляски свои вновь затянули!
Буду я честен и благоразумен —
Бросили сердце-хрусталь в переулок.
Пляска – жуткая тантра – померкла.
Выгнали, бесы, из преисподни.
Не был я признан воином пепла», —
Так и закончился сон преподобного.
Братья! Сёстры! Скрывают кошмары
Всё, что обманщик богохульно
Упрячет за словом и мантрой,
Спрячет всё то, что бывало дурно.
Мы – не можем уйти от ошибок,
Мы – не можем не жаждать всевластья.
Богу виднее на небе в отшибе,
Только Он умер за жалость в несчастьях.
21 – 23 марта 2023.
Игра слов.
Во дворце меня призрели,
Даровали мак,
И творцом мой дух презрели,
Нет же! Я не маг!
Да, пожалуй, я невежа,
По-другому мог,
Но иначе я невежда:
Коль один лишь мок.
Восемнадцать лет: я обессилел.
Тяжело значенья придавать.
И звезда моя – тлен – обессилил:
Не желаю больше предавать.
13 апреля 2023.
Удача.
Морозно. Вечер. Настроение вторило небу – тёмное, стальное, отталкивающее настолько, что прохожим невольно хочется прижаться поближе к земле. Так уж повелось с детства, что когда я чем-то недоволен или расстроен, то стоит
В этот раз было также. Ещё около моего трёхэтажного дома всё стало понятно – сильно хлопнул дверью чёрного пузатого «жука»; начал пинать каменную гальку, пачкая чёрные лакированные сапоги, как мальчишка несправедливо (а чаще всё же заслуженно), получивший плохую оценку, двойку; раздражённо стал ковыряться в сумке в поисках ключей; не смог открыть дверь – упали ключи – чуть ли не взвыл.
Дом встретил глухо. Наконец, вздохнул полной грудью. Включил свет, телевизор, хотя его никогда не смотрел, так, чтобы единственно не было так пусто, да и отправился бы спать, не поев, как вдруг раздался звонок в дверь.
Это оказалось неожиданно – гостей не звал, не ждал и был в общем-то этим обстоятельством крайне недоволен. Засеменил. Глянул в глазок.
Ба! Да это же мой старый дедушка, доживавший девятый десяток и судя по его усталому виду: последний.
Выглядел он немного понуренным, но как заметил меня сразу просветлел.
– Привет-привет, – тоже с улыбкой, поздоровался я, приглашая в дом. Он с радостью проследовал за мной.
– Я что пожаловал-то, – глубоким басом и шёпотом произнёс он, – дело есть плёвое, – ему стало отчего-то неловко, и мой дедушка замолк.
Я принялся гадать:
– Рыбалка? – дедушка помял свою кепку-козырёк, отрицательно покачав головой, – телевидение? Телефон?
– Ну, нет-нет, – не выдержал он моей пытки, – уж, слишком долго живу, куда мне… я уж ничегошеньки не вижу, всё в глазах плывёт… знаешь же, я человек Советский, не привык всякие бумажки заполнять. А тут люди в чёрных костюмах: «Если не заплатите – выселим». А я что? Раньше бабка всё платила… а я человек простой, завода, для меня это всё как-то странно, ничего не пойму, уж неделю хожу, всё думаю, что делать, что делать… да так ни к чему и не пришёл… а сегодня опять они, но другие: «последнее уведомление!», – кричат.
Я улыбнулся:
– Это тебе налоги нужно заплатить! – радостно воскликнул я от того, что дело оказалось действительно плёвым. – я завтра утром заеду к тебе: всё решим, а ты не переживай – ложись спать.
Он улыбнулся, но как-то невесело:
– Что же это? За что? Налоги.
– Уж время такое… – сказал я, вставая, он последовал моему примеру.
На пороге мой дедушка замялся, будто бы что-то вспомнил, запустил руку в глубокий наружный карман пальто и вынул оттуда горсть конфет:
– Я же знаю, что ты любишь, – чуть смущённо произнёс он, – это, конечно, не те, что были в детстве – сказали, что такие больше не производят – но всё же…
Конечно, я принял конфеты, по-другому не могло быть.
Он ушёл. С ним ушёл и созданный им свет. Вновь стало холодно и пусто, глухо.
На пороге я заметил зелёный фантик от конфеты, маленький, даже незаметный, не больше половины спичечного коробка в длину и ширину. Отчего-то не стал поднимать его и выбрасывать, лёг спать.