Чудовище
Шрифт:
– Ваша, ваша мисочка, я ее немножко почистила - вот и все.
– А-а-а!
– загремело Чудовище.
– Так вы посмели трогать мою миску?! Я запрещаю! За это... За это вы обе... Окаменеть сейчас на тридцать пять минут!
Тетя Геля тут же застыла, как в детской игре в "замри", а у меня как назло зачесался нос, и я подняла было руку, но тетя Геля вдруг незаметно, но очень больно ущипнула меня за бок, и я замерла тоже.
Чудовище окинуло нас победным взглядом, потом выхватило из тети Гелиной кастрюли
– Прре-кррасная кость!
– проурчало Чудовищу облизнулось и сжалилось над нами.
– Можете идти, - разрешило оно и важно удалилось из кухни, прихлебывая суп через край кастрюли.
– Зачем вы отдали ему весь свой обед?
– спросила я, когда дверь за Чудовищем закрылась.
– И где его кость, в самом деле?
– Да не было у него никаких костей, - махнула рукой тетя Геля, - оно и в магазин-то уже неделю не ходило.
– Так чего же оно ищет?
– А кто его знает! Может, забыло. А может, просто так, хочет показать, что все в порядке. А у самого - денег ни копейки, голодное сидит.
– А пенсия?
– Какая там у него пенсия? Оно же - экспонат, его... списали.
– Тетя Геля понизила голос.
– Его как бы нету. Я вот за комнату теперь боюсь, не выселили бы его. Ты только смотри Анне Львовне ничего не говори.
– Не скажу, - сказала я тоже шепотом.
Кости и фарш мы с тетей Гелей покупали теперь по очереди в домовой кухне и клали Чудовищу в холодильник. Как-то тетя Геля положила туда еще два яблока и пакет с кефиром.
– Что это - все мясо да мясо! Так и желудок можно испортить, - сказала она.
– Я хотела ему кефир в бутылке взять, так оно ведь целиком все глотает, лучше уж пакет.
– Яблоки точно выкинет, - сказала я.
– Посмотрим. Может, не сообразит, оно последнее время видеть плохо стало, - тут тетя Геля оглянулась на дверь, в кухню входила Анна Львовна.
– Смотрю я на вас обеих, - заявила Анна Львовна, - и, право же, становится смешно. Вся эта ваша тайная благотворительность - думаете, не вижу? Все это притворство, одним словом - спектакль! И, главной, ради кого! Был бы человек, а то... нечисть какая-то.
– Неужели вам не жалко, оно же старое, - сказала я.
– Жалость, милая моя, не то чувство, которым можно хвастать, жалость унижает. А уж в данном случае, - она поставила кофейник на плиту, - в данном случае говорить вообще не о чем. Еще пока оно приносило какую-то пользу в своей... кунсткамере, можно было терпеть, а сейчас... Животное должно жить в лесу.
Чудовище вошло в кухню так тихо, что мы даже не заметили. Оно стояло в дверях, и глаз его багровел, как когда-то в далекой молодости...
– Так... значит - животное...
– медленно произнесло Чудовище и опустилось на табуретку.
– Сейчас я вам покажу.
Оно тяжело и прерывисто дышало, редкая седая шерсть
– Сейчас... у вас подкосятся... ноги... да! Ноги! И вы все... упадете... на пол, а потом... Раз! Два! Три! На пол!
Мы с тетей Гелей грохнулись одновременно. Анна Львовна продолжала стоять, прислонившись к краю плиты, и усмехалась, глядя Чудовищу прямо в глаз.
– А ты?
– спросило Чудовище.
– Тебя не касается? Почему не падаешь?
– А с какой это стати я должна падать, скажите на милость?
– ощерилась Анна Львовна.
– Так я же тебя заколдовало.
– Ой, уморил, - Анна Львовна подошла к Чудовищу вплотную.
– Колдун нашелся! Да ты только и можешь, что мусорить чешуей да подъедать чужие подачки! Тебя скоро в утиль сдадут, рухлядь такую! Ты никто! Ты - списан!
– Спи-сан?
– шепотом повторило Чудовище.
– Это кто списан? Я списано? Неправда! Неправда! Я все могу! Посмотри на них, они упали, упали!
– Ха-ха-ха!
– заливалась Анна Львовна.
– Да они притворяются. Из жалости - понятно? А ты - списан! Я сама была в музее и видела акт.
– Нет!
– Чудовище вскочило с табуретки и заметалось от двери к плите, колотя по полу совсем уже облезлым хвостом.
– Я тебе сейчас покажу. Я превращу тебя в крысу! В крысу!
– Ха-ха-ха!
– только и ответила Анна Львовна и вдруг изо всех сил каблуком наступила Чудовищу на хвост.
Чудовище закричало. Крупные слезы одна за другой покатились из глаза, ставшего сразу бледно-голубым и тусклым. Мы с тетей Гелей вскочили с полу.
– Как вам не стыдно! Пустите его! Пожилой человек, а такая жестокость!
– В крысу! В крысу!
– шипело Чудовище, не помня себя, и тыкало Анну Львовну в плечо темным скрюченным пальцем.
– Раз! Два! Три!..
– Ха-ха-ха!
– веселилась Анна Львовна.
И тут закричали мы с тетей Гелей:
– Крыса! Крыса!
– кричали мы.
– Подлая крыса! Гадина! Раз! Два! Три!
И вдруг не стало Анны Львовны.
Только что она хохотала нам в лицо, двигала плечами в белой блузке, и нету. Совсем нету, будто и не было никогда.
В кухне стало тихо. Что-то живое ударилось об мою ногу и сразу отскочило к стене. Я завизжала и полезла на табуретку.
Большая серая крыса пересекла кухню и юркнула под стол Анны Львовны. Чудовище тихо всхлипывало, отвернувшись к стене.
– Вот видите, - сказала тетя Геля, - все у вас получилось. Не надо плакать. Пойдемте есть суп.
– Это у вас получилось, а я... я ведь и правда списано. Есть акт.
– Да какое нам дело до акта, - тетя Геля осторожно гладила Чудовище по шерсти, - не бойтесь вы никого. А если вас кто-нибудь тронет, я напущу на него... муравьев.
– И я напущу!
– сказала я.
– Ладно?