Чудовище

Сандему Маргит

Вид у Вольдена был испуганный: ему явно не хотелось, чтобы другие слышали их разговор.

— У меня нет при себе этого плана, — пробормотал он.

Наклонив голову, она посмотрела на него.

— Собственно, у вас есть все, чтобы выглядеть привлекательным, — критически заметила она. — Но угодливая чиновничья мина, которую вы напускаете на себя, делает вас похожим на жеманную старую деву, за которую вы наверняка принимаете меня.

Над его головой нависло грозовое небо. Унижать кого-то было совершенно не в стиле Малин, но, поскольку эти двое мужчин так круто с ней обошлись,

она не считала нужным выбирать слова.

Ей было теперь двадцать восемь лет, и ей казалось, что она может говорить подобные вещи такому непочтительному щенку, как Вольден. Щенок есть щенок… Ему тоже было уже под тридцать, но он вел себя, как настоящая канцелярская крыса.

— Хорошо, если у вас нет при себе плана, — продолжала она, — мне хотелось бы, чтобы вы показали мне то место, где вы собираетесь совершить вандализм…

— Место на кладбище? — испуганно произнес он.

— Да, конечно, где же еще? Ваш рабочий день наверняка уже подходит к концу, и у вас есть время, чтобы прогуляться со мной туда, прежде чем идти домой. Ваша жена сможет подождать четверть часа.

— Я не женат, — смущенно произнес он. — И мне совсем не хочется попадать в ваши сети.

Малин повернулась и направилась к двери.

— Хорошо, — сказала она напоследок, — тогда мы обратимся к знакомому адвокату из Верховного суда, который всегда помогал нашей семье в подобных обстоятельствах.

Это была чистейшей воды ложь, поскольку Люди Льда давно уже не имели заступников.

Но слова ее и на этот раз произвели впечатление.

— Ну, хорошо, — сказал он, — я покажу вам кладбище. Только затем, чтобы убедить вас, что другого решения быть не может.

— Прекрасно, — сказала Малин. И она вышла вместе с ним, не имея ни малейших представлений о том, как ей вести себя.

7

От коммунального правления до церкви было совсем близко, но этот путь показался им длинным из-за того гнетущего настроения, в котором оба они пребывали, идя рядом.

Они почти не разговаривали.

Точнее говоря, они не сказали друг другу ни слова.

Малин избегала смотреть на Вольдена, заметив только, что он высок и хорошо — если не сказать богато — одет. Но ведь государственные или коммунальные чиновники никогда не отличались изысканными манерами: зажав в кулаке перчатки — а руки у него, кстати, были изящными и жилистыми, — он просто несся вперед, так что на его три шага приходилось ее два. Да, он был не особенно вежлив.

Вольден, в свою очередь, был раздражен и возмущен поведением этой бабенки, нежданно-негаданно ворвавшейся в его жизнь. Подумать только, какой прекрасный план переустройства кладбища — хотя это и был план Йонсена, — начерченный им, Вольденом! Он всегда так превосходно чертил планы, его всегда хвалили!

И что ей дались эти старые могилы! Сентиментальный вздор!

Но одна неприятная мысль все же маячила у него в мозгу. Мысль о защите памятников культуры. Хотя какое отношение к культуре имело кладбище с могилами ничего не значащего рода?

Какая нелепость!

Он тайком бросил взгляд на шагавшую рядом с ним молодую женщину. Внешне

она ничего особенного из себя не представляла, такие лица моментально забывались. Но она была необычайно аккуратно и тщательно одета, во всем чувствовался большой вкус, он обратил на это внимание еще в коммунальном правлении. О Людях Льда он знал только понаслышке. Говорили, что у них была какая-то особенная история, но подробностей он не знал. И теперь они жили на Липовой аллее, ведя очень замкнутую жизнь и почти ни с кем не общаясь. И все потому, что в доме у них жил уродливый ребенок, которого не мешало бы держать под замком, потому что он был опасен для окружающих. Но они поручились за него, сказав, что будут следить, чтобы он ничего не натворил.

Вольден слышал скандальную историю о недельном пребывании этого мальчика в школе два года назад. После этого никаких скандалов не происходило. Может быть, они содержали его в клетке?

Быстро взглянув на фрекен Кристерсдаттер, он понял, что все это не случайно. Он слышал, что она собиралась стать диакониссой. Да, это ей очень подошло бы. Ее внешность и то, как она присматривала за мальчишкой, говорили об этом. Хотя его представления о том, как должна выглядеть диаконисса, были весьма туманны.

Они подошли к церковной ограде, он открыл перед ней калитку.

И тут же они, не сговариваясь, сбавили скорость из-за уважения к этому месту.

— Итак, — сказала Малин, и это было первое слово после того, как они покинули коммунальное правление. — Где же вы собираетесь учинить разгром?

Стоит ли его все время дразнить?

Но ведь он тоже мог огрызаться в ответ!

Он не ответил ей. Он еще не привел ее на то самое место.

Желтые листья шуршали у них под ногами. Красиво было осенью, особенно на кладбище, обсаженном кленами и другими лиственными деревьями, названия которых он не знал. Но зачем ему, с его профессией чиновника, было знать названия деревьев?

Малин вздрогнула. Краем глаза она заметила маленькую тень, промелькнувшую среди высоких надгробий, перебегающую от одной могилы к другой, по мере того как она и Вольден шли дальше.

И она принялась лихорадочно говорить о чем-то, стараясь отвлечь внимание Вольдена.

— Эта церковь была построена в 1200-х годах. В ней…

— Речь идет теперь не о церкви, — сухо оборвал он ее.

Малин ужасно боялась, что Ульвар что-нибудь натворит здесь. И хуже всего было бы, если бы она позвала его. Он бы никогда не простил ей того, что она обнаружила бы его. У него не было ни малейшего чувства юмора по отношению к самому себе.

Вопрос был только в том, как поведет себя Вольден, увидев его.

Ульвар был способен сделать все что угодно.

Вольден остановился.

— Вот эти могилы будут снесены, — сказал он. При этом он указал в сторону могил Людей Льда.

— Ага, я так и думала, — сухо заметила Малин.

— Вы можете назвать хоть одну разумную причину того, что мы не должны сровнять их с землей, не пускаясь в надуманную сентиментальность? — спросил он.

— Я могу назвать множество таких причин. Давайте начнем со склепа!