Чумовой психиатр. Пугающая и забавная история психиатрии
Шрифт:
Собственно, эта терпимость к странным и одиозным людям вообще довольно характерна для мусульманского Востока тех времён. Видимо, сказалась привычка наблюдать на улицах пляшущих дервишей, факиров из Индии и прочих интересных персонажей, которых наш современник окрестил бы фриками.
Европа: католики ещё добрые
А что происходило в эти же времена с точки зрения развития психиатрии в Европе? На первый взгляд может показаться, что, оказав себе медвежью услугу, когда жгли языческие храмы и библиотеки, когда досталось и жрецам, и учёным, и врачам, христиане Европы лечились
Книги жгли, было дело. Но кое-какие трактаты, и в немалом количестве, понимая их ценность, церковники всё же смогли сохранить – для своих библиотек, естественно. По сути дела, духовенство было самым образованным слоем населения. И было бы странно, если бы у них не завелись свои целители: люди же идут, обращаются, и не только с целью исповедоваться и благословение получить. Шли в монастыри и душевнобольные: известно, что где-то с третьего века там стали проводить обряды экзорцизма для «припадочных» – то есть пациентов с хореей, эпилепсией, истерическими припадками. Заметьте: в монастырях пациентов пока ещё не жгут, а бесов из них изгоняют.
И не только в монастырях. На местах, в деревнях и городах люди пока ещё вполне терпимы к своим сумасшедшим. Да и сколько тех городов-то, да и сами города по большей части – пока одно только название. Большой скученности ещё нет, жизнь пока не зажата в узкие рамки правил и цеховых уставов, и поэтому пока ещё немногочисленные в этой массе сумасшедшие не вызывают столь сильного желания решить вопрос радикально. Кого-то, особенно в деревнях, можно и в сарае подержать, связав при необходимости. С кем-то, если есть время и есть кому, можно паломничество за компанию совершить до какого-нибудь монастыря: глядишь, и помогут болезному, а то и у себя оставят.
Благо что медициной начинают целенаправленно заниматься целые монашеские ордена: алексиане и иоанниты, бенедиктинцы и госпитальеры. Помещения при монастырях и отдельные убежища, приюты и странноприимные дома – практики хватало, было бы кому ей заниматься.
Правда, даже в те времена находились особо рьяные блюстители духовной чистоты, предпочитающие подойти к делу с огоньком, нежели возиться с экзорцизмом. Но, как правило, это была частная инициатива на местах, которую церковь да и светская власть не особо-то и жаловали. Была даже написана, размножена (от руки, естественно) и разослана по приходам… назовём её методичкой. Indiculos superstitionum, или «Указатель суеверий». Чтобы проповедники там, на местах, знали, с какой напастью может прийти электорат, и чтобы можно было сразу для себя распознать, где следует забить тревогу, а где – просто забить.
Очень востребованный «Указатель», к слову. Дело в том, что, сколь ни пыталась Церковь искоренять на местах веками сложившуюся мифологию и завязанные на неё обряды, полностью этого сделать так и не удалось: кадры решают всё, а где же взять столько образованных и по-настоящему благочестивых миссионеров? Вот и приходилось подробно перечислять в методичке, с какими персонажами может столкнуться слуга Господа, неся свет религии в ширнармассы.
Кстати, с некоторой степенью вероятности можно предположить, что именно из-за древних мифов отношение к детям с отклонениями в развитии, как физическом, так и умственном, было относительно терпимым в те суровые времена.
Дело в том, что традиционно считалось (не повсеместно, но тем не менее), будто такие дети – это dickkopfs, или kielkropfs, подменыши. А уж кто спёр настоящего ребёнка – гномы, цверги или эльфы, – зависело от того, где в кого верили. Подменыш всегда уродлив, прожорлив и при этом тощ, глуп и проказлив. А обижать такого не стоило: ведь, когда маленький народец всё же сподобится забрать своего питомца обратно, матери вернут её настоящего ребёнка: целого, здорового, весёлого и словно пробудившегося от долгого сна. То есть там, у гномов (цвергов, эльфов), о нём заботились как следует. Вот и не надо их без нужды раздражать, срывая досаду и зло на подменыше. Но вернёмся к добрым католикам.
Как бы там ни было, несмотря на «Указатель суеверий», время от времени некоторые из священнослужителей, а то и просто жители приглашали мыслящих инако на огонёк, и в 805 году, во времена правления Карла Великого, вышел декрет: дескать, сжигать всякую особу, в которой мнится ведьма, пусть даже вы уверены в том, что засуха или лютые морозы, падёж скота или повальный понос в ваших Гроссен Катценйаммерах дело её рук, – не только не комильфо, за это ещё и огрести можно по всей строгости закона. И нечего списывать на злые вражеские козни превратности погоды, собственную криворукость и нечистоплотность. Кстати, подействовало. Лет этак на пятьсот.
В те года и до самого Ренессанса добрые католики действительно были добрыми: во всяком случае, духовенство не испытывало ни жгучей ревности, ни особой вражды к светской науке. Видимо, власти на тот момент им было достаточно и силу за собой они чувствовали, а конкурентов в борьбе за умы и души людские просто в упор не видели. Потому и сами с интересом изучали древние трактаты, в том числе и медицинские. Гиппократа, Галена, Цельса и прочих авторов копировали – чаще всего отрывками, представлявшими для братии наибольший практический интерес, – и эти отрывки во множестве ходили по монастырям Германии, Франции, Испании, Италии и Англии.
Кроме того, примерно в этот промежуток времени всплывает забытая было «Психомахия», или поучительная поэма о душевной борьбе, написанная где-то в самом начале V века (402–404 годы нашей эры) советником императора Феодосия и по совместительству поэтом, воспевающим христианские добродетели, Аврелием Пруденцием Клементом.
В «Психомахии» рисуется борьба двенадцати пар противоположностей, или воинов добра и зла, которые пытаются поделить меж собой власть над душой человека: Вера и Идолопоклонство, Надежда и Отчаяние, Милосердие и Скупость, Непорочность и Сладострастие, Осмотрительность и Безумие, Терпение и Гнев, Кротость и Жестокость, Согласие и Распря, Послушание и Непокорность, Постоянство и Изменчивость…
Позже, веку этак к XIII, к «дурному войску» начнут относиться менее терпимо – и к безумию в том числе: порок же! Но это произойдёт позже.
А пока эти копии читают не только святые братья, и вот уже к девятому веку в Европе формируется тип нового для того времени врача. Это не монах, хотя связь с монастырями многие из них поддерживают. Это уже не деревенский коновал: живёт такой врач, как правило, в городе; он грамотен – причём знает, помимо родного языка, как минимум ещё и латынь, оптимально – греческий, в идеале – ещё несколько языков, чаще всего тех стран, где он успел побывать, попрактиковать и поучиться.