Чувства наизнанку
Шрифт:
Ведь по факту, я себя тупо берег для своей Тани.
Вот. И. Все!
— Любишь? — рассмеялся друг, хлопая себя ладонью по колену.
— Да.
— Марк, не хочу тебя расстраивать, но это обычные гормоны. Эндорфин и окситоцин. Только из-за них твои мозги не в себе. Но это временный эффект. Да, сейчас ты варишься в эйфории, но потом придет разочарование. Не тупи, друг, на гребаной химии далеко не уедешь. Ты тупица, Хан, если веришь в то, что любовь существует и вечна.
Но я только хмыкнул и покачал головой.
— Это ты
— Не поговорим. Я тебе клянусь, что про эту хуету больше слова не скажу. У свидетелей Иеговы и то в голове больше смысла, чем у вашей секты влюбленных идиотов. Бля, все, не могу. Свернули тему. Аж бесит!
И остаток вечера мы больше не поднимали этот вопрос. А я в своем раздрае варился один, медленно впадая в отчаяние.
Я скучал. Адски. Без шуток, но меня кости все выкручивало без моей Тани. Да, сейчас она злится на меня и думает, что я ее дурил и водил за нос. Но я верил в то, что когда во всем разберусь, то она меня обязательно выслушает и сможет понять. Я боялся ее потерять. Всегда! Она и время с ней были в приоритете для меня. Именно поэтому я так беспечно на все забил, недооценил Разумовскую и ее свиту.
Сам виноват. Сам…
Ближе к одиннадцати Шах, полуживой от выпитого, все-таки уехал домой. А я закрыл за ним дверь и, слегка пошатываясь, пошел обратно, чтобы снова и снова просматривать нарытый на Таню компромат. Но не успел я усесться и погрузиться в ноутбук, как домофон вновь истошно завопил на всю квартиру.
— Оставил, поди, что-то, дурень пьяный, — пробубнил себе под нос и пошел в прихожую.
Вот только на экране рядом с консьержем стоял не Шахов, а девушка в платке и темных очках. Сердце тут же подпрыгнуло к горлу и заметалось там раненой птицей от болезненного узнавания.
Не. Может. Быть…
— Марк Германович, доброго вам вечера, к вам желает подняться госпожа Сажина. Пустить?
А я тру глаза, вглядываюсь в экран пьяными глазами и не могу поверить, что она сама ко мне пришла. Сама!
— Пустить! — выдаю я хриплым голосом, забывая про всевозможные последствия нашей встречи.
В топку все! Мне надо ей надышаться. Вспомнить, как это — быть живым.
Девочка моя. Любимая…
И сердце в груди снова ожило и забилось. Для нее!
Глава 27. О том, как бывает стыдно…
Схватился за косяк, стараясь удержать равновесие. Вмиг опьянел, понимая, что там «она», уже в лифте поднимается, уже скоро предстанет передо мной. Любимая!
Невидимая рука за ребрами штопает разорванное от тоски сердце. Хорошо…
Я сейчас увижу ее и попаду в рай.
Таня, сварила мне мозги вкрутую, подсадила на себя, заставила пересмотреть все жизненные ориентиры. А я и рад! До нее не жил. Существовал, словно робот, по четко заданной программе — работа, грязные развлечения и торгово-рыночные недоотношения с Лианой.
Лиана, блядь!
И
Оказалось надо! Таня нужна. Вся! Без всяких «но». Рядом!
Хоба! И отвязный секс с Разумовской уже не привлекает, как прежде. Он опостылел. Скис. Да и сама Лиана обрыдла до невозможности. Но в топку мысли о ней, прямо по курсу цель номер один.
Створки лифта медленно разъезжаются и взгляд мой плывет, подернутый волной дикого кайфа.
Она…
Маленькая конспираторша. Красное приталенное пальто, шпильки, платочек, очки, губки бантиком…Я хочу эти губки, да!
Делаю шаг назад. Отступаю, чтобы Таня смогла зайти в квартиру. И она делает это, а я закрываю за ней дверь. Попалась!
И уже не важно узнает ли отец о нашей встрече. Ничего не важно, когда рядом эта девушка.
— Любимый, — шепчет, пока я проворачиваю замки, — я так по тебе скучала…
Ее руки проминают мне спину, скользят по груди. Горячее девичье тело прижимается ко мне сзади, потираясь слишком откровенно. Меня вштыривает еще хлеще.
Боже, что я с ней сейчас сделаю!
Разворачиваюсь, собираясь впиться в любимые губы диким поцелуем, но не успеваю. Таня, медленно начинает расстегивать на себе пальто, а, закончив, скидывает его с себя, оставаясь в ярко-алом, развратном до безобразия комплекте белья. А затем…боже…скобля по моей футболке острыми ноготками, опускается на колени, начиная откровенно наглаживать мой перевозбужденный член.
Я готов кончить только от этого прикосновения, но меня что-то смущает. Моя Таня всегда делала это немного стыдливо, дрожащими пальцами, а не вот так…
Это сбивает с толку. Но и остановить ее я не могу. Да и, черт возьми, не хочу.
— Продолжай, — хриплю я, ловя звезды, что кружатся вокруг моей дурной и буйной головы.
— Вот так…нравится тебе? Нравится то, что я делаю? — и сквозь домашние штаны ее язык очерчивает контур моего члена, немного прикусывая мошонку.
Откидываю голову назад, прикладываясь затылком по двери. Шиплю и наконец-то облегченно выдыхаю, когда ее пальцы стаскивают с меня штаны вместе с трусами, освобождая мой железобетонный стояк.
Колом! И я так хочу наконец-то почувствовать на себе ее язык и губы. А затем погрузиться глубоко-глубоко…
Тяну руку, хочу убрать с ее головы чертов платок, чтобы намотать шелковистые волосы на кулак и оттрахать в рот, показывая ей как скучал, как был зол на нее за то, что убежала. Как совсем слетел с катушек…из-за нее!!!
Горячий язык обжигает головку, позвоночник простреливает жаркая молния наслаждения. Да! Еще…еще, пожалуйста!
Так…
Стоп!
— Что за херня? — снова открываю глаза и с недоумением смотрю на свой кулак, в котором сжимаю прядь волос девушки.