Чувство реальности. Том 2
Шрифт:
— Зачем же вы это делаете?
— По глупости.
— Посмотрите, это случайно не ваш? — гигантская черная рука протянул ему белого котенка.
— О Господи, мой, конечно мой, как же он выбрался?
— Вероятно, выскользнул из сумки. Я чуть не наступил на него, хорошо, вовремя заметил. Совсем маленький и такой белый. Как его зовут?
— Христофор.
Запихнув перепуганного котенка в сумку, Григорьев медленно, как сквозь вату, двинулся вперед по Фокс-стрит, мимо зоомагазина.
— Сэр! — окликнул его полицейский. —
Григорьев застыл, чувствуя, что шея костенеет и обернуться невозможно. Вот сейчас этот черный гигантский офицер скажет: “Вы, вероятно, собирались зайти в зоомагазин, чтобы купить что-то для своего котенка”. И тогда останется только тихо умереть.
Рязанцев холодно извинился за опоздание, пожал Арсеньеву руку, плюхнулся в кресло и прикурил от зажигалки-пистолета. На жаркое радостное приветствие Лисовой ответил сквозь зубы:
— Привет, Светка. Свари нам, пожалуйста, крепкого кофе.
Спутницу свою, худенькую, стриженную под мальчика блондинку, представил коротко и ясно:;
— Мой новый пресс-секретарь. Маша. Она была совсем молоденькая, очень красивая, правда, такая бледная и усталая, что Арсеньеву показалось, она сейчас заснет в кресле.
Светлана Анатольевна подскочила к Рязанцеву, мимоходом поправила воротник его пиджака, склонилась к самому его уху, залопотала удивленно и испуганно:
— Как это? Где ты ее взял, Женя, нельзя доверять такую серьезную работу первой встречной…
Она говорила шепотом, но таким громким, что Арсеньев все слышал. И сонная девушка Маша, безусловно, слышала.
Рязанцев в ответ только отмахнулся и, поморщившись, произнес:
— Света, я просил кофе!
Лисова послушно закивала, попятилась к двери, ведущей внутрь дома, но в проеме вдруг застыла и уставилась на незваную гостью испепеляющим взглядом.
— Прежде всего, я хочу спросить вас, майор, — обратился Рязанцев к Арсеньеву, — вы там уже разобрались с царапинами на лице у Вики? Известно, что произошло? Почему у нее распух нос? Почему такие воспаленные кровавые губы? Кто и зачем содрал ей кожу вокруг рта и на руках?
— Сейчас проводится повторная экспертиза, — неопределенно промямлил Арсеньев, — пока можно достоверно утверждать, что Кравцова и Бриттен получили пулевые ранения, которые вызвали повреждения, несовместимые с жизнью.
— Перестаньте, — поморщился Рязанцев и махнул рукой, — это я и без вас знаю. Но я также знаю, что Вика сильно изменилась. Могли ее пытать, насиловать перед смертью? Могли надругаться над трупом? Или Бриттен был тайным садистом? Что там произошло?
— Евгений Николаевич, я не могу вам точно ответить, — признался Арсеньев, — во-первых, не имею права, во-вторых, просто пока неизвестно. т — Замечательно, — кивнул Рязанцев и презрительно фыркнул, — отлично вы работаете, господа, поздравляю вас. Ладно, я буду говорить об этом со следователем. Ее, кажется, зовут Зинаида Петровна?
— Зинаида Ивановна, — поправил Арсеньев и покраснел.
— Ясно. А ваше имя-отчество?
— Александр Юрьевич.
— Очень приятно. Итак, Александр Юрьевич, у вас есть ко мне какие-то конкретные и срочные вопросы?
— Евгений Николаевич, скажите, в начале марта Кравцова покупала машину “Фольксваген-гольф” цвета мокрого асфальта?
— Вроде бы, — Рязанцев несколько сбавил тон, успокоился, видно почувствовал, что перегнул палку, все-таки здесь не митинг и не прямой эфир, — мы говорили об этом, она просила у меня денег, она буквально заболела этой машиной, именно “Фольксвагеном-гольф”, но я считал, что одного автомобиля вполне достаточно.
— И денег не дали? — уточнил Арсеньев.
— Разумеется, нет. Сегодня очередная шуба, завтра машина, послезавтра браслет из платины с бриллиантами, потом костюм от Шанель. Так же невозможно, я все-таки политик, а не бандит.
— Но машину она купила?
— Заказала перегонщику из Гамбурга, именно “Фольксваген-гольф”. Потом ей захотелось норковую шубу, она ее купила, это я знаю точно. А вот про машину ничего определенного вам сказать не могу. Почему вас это вдруг так заинтересовало?
Саня не успел ответить.
— Женя, можно тебя на минуту? — громко и обиженно произнесла Лисова, которая все еще стояла в дверном проеме.
— Да, Света, я тебя слушаю.
— Нет, я могу сказать только наедине. Это очень важно.
— О Господи, — простонал Рязанцев, неохотно поднялся и вышел в коридор. Лисова закрыла дверь.
На веранде воцарилась тишина. Арсеньев встретился взглядом с Машей, она ему улыбнулась.
— Меня зовут Александр Юрьевич Арсеньев, — представился он.
— Да, я уже знаю. Очень приятно, — она провела рукой по своим светлым стриженым волосам, Саня вдруг подумал, что она подстриглась так коротко совсем недавно и все не может привыкнуть, — Мери Григ.
— Мери? А почему Евгений Николаевич называет вас Машей?
— Для конспирации. На самом деле ему так проще, — она опять улыбнулась, мягко, сонно, и повертела головой, разминая затекшую шею. — Вы тоже можете меня так называть. А еще лучше по имени-отчеству. Моего папу звали Эндрю, по-русски это Андрей. Вот, пусть я буду Мария Андреевна. Мне нравятся ваши отчества, ни у кого больше их нет.
— Вы из Америки? — догадался Арсеньев.
— Я вчера прилетела из Нью-Йорка. Думала, буду здесь спокойно собирать материал для диссертации, но сразу удостоилась чести стать пресс-секретарем Машей, — она опять улыбнулась и зевнула, прикрыв рот ладошкой, — не знаю, что из этого выйдет.
Тут только Арсеньев уловил легкий акцент и спросил:
— Вы давно знакомы с Евгением Николаевичем?
— Не очень. Четыре года назад я слушала его лекции в Гарварде, но после этого мы не виделись.