Чужаки
Шрифт:
— Ну и что ты собираешься теперь делать? — шепотом задал вопрос поэт. — Не вижу, что мы могли бы сделать, чтобы отправить этих несчастных к праотцам.
— Не забывай, что они не только привезли с собой чуму, но и сами почти все больны, а значит, обречены, — так же шепотом ответил Сайлас. — Тут приходится выбирать — или несколько десятков все равно обреченных людей, или жизни тысяч и тысяч французов. Сейчас отойдем на некоторое расстояние, чтобы мы могли видеть все три судна одновременно.
Они потихоньку отгребли немного в сторону. Когда они заняли позицию, которая устроила Сайласа, он вынул из кармана миниатюрный лазер, в который раз с благодарностью вспомнив генерала, настоявшего,
— Ну, держись, — прошептал он, наводя прибор на первый из возвышающихся над ними кораблей. На борту появилась аккуратная окружность, прочерченная лазером. Дерево потемнело, но еще держалось. То же Бонсайт проделал и с другими судами.
— А теперь гребем! — крикнул он, налегая на весло. Тюржи не пришлось просить дважды. Прежде чем они успели отойти на максимально безопасное расстояние, прожженное дерево не выдержало и провалилось. Внутрь корабля хлынул поток воды, и он стал быстро погружаться. На палубе замелькали огни, забегали люди, но было поздно. Корабль погружался с такой скоростью, что даже те моряки, которые успели прыгнуть в воду, были подхвачены воронкой от тонущего судна и затянуты под воду. То же произошло и с двумя остальными кораблями. Не прошло и нескольких минут, как на поверхности остались только плавающие обломки и остатки такелажа.
— Вот и все, — охрипшим голосом сказал Сайлас. — Давай двигать к берегу.
— Боже мой, боже мой, — шептал, не обращая никакого внимания на лорда, пораженный Тюржи. — Ты убил их с такой легкостью, как будто прихлопнул несколько мух. Это же живые люди. Были… Ты чудовище.
— Приди в себя, — Сайлас отвесил ему полновесную пощечину, — у меня не было другого выхода. Зато мы спасли множество других жизней! Я должен был так поступить! Греби, давай!
Тюржи посмотрел на него с затаенной неприязнью, но за весло взялся. Бонсайт не хотел признаваться в этом, но ему тоже было не по себе. Они молча гребли в темноте, направляясь к берегу. Когда до прибрежной полосы оставалось несколько десятков метров, молчавший до этого берег ожил. Призрачный свет факелов осветил захламленную территорию порта. Послышались крики людей.
— Вон они, вон! — истерично повторял чей-то визгливый голос. Несколько человек зашли по пояс в воду, по-видимому, намереваясь поскорее захватить лодку.
— По-моему, нам готовят слишком горячую встречу, — с трудом переводя дыхание, констатировал Сайлас.
— Ну и что? — равнодушно спросил Робер. — Ты сделал, что хотел. Возможно, ты даже спас Францию от чумы. По крайней мере ты так говоришь. Твоя задача выполнена. Теперь можно сдаться этим людям. Мы заслужили наказание.
— Не думаю, — загребая в сторону, ответил лорд. — Я не готов к тому, чтобы меня сегодня разорвали на кучку маленьких частей. И ты не готов, поверь мне. Давай, отгребай. Высадимся где-нибудь в другом, более гостеприимном месте.
Сайлас ожидал сопротивления, но, к его удивлению, Тюржи повиновался. Может, он тоже не был столь готов к смерти, как хотел показать. Они направили лодку вдоль берега, люди на берегу засуетились, на воду спустили еще несколько лодок, но те быстро отстали.
— Наверно, их кто-то разбудил, но не объяснил точно, в чем дело, — предположил Бонсайт. — И, кажется, я знаю, кто.
Дальше они гребли в полной тишине и к утру, выбившись из сил, пристали к берегу. Когда они высадились, Сайлас оттолкнул лодку подальше от берега, но волны опять прибили ее на самое видное место. Тогда он взял камень и, пробив днище, затопил их утлое средство передвижения. К этому времени Тюржи уже спал, прикорнув в тени большого валуна. Сайлас внимательно огляделся по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, улегся на прибрежный песок. Несмотря на то что все тело ныло, а ладони были стерты в кровь, он почти сразу уснул. Во сне он видел тонущие корабли и огромное количество соленой воды. «Ты еще не устал бегать, лорд?» — приснился ему голос, и Сайлас, проснувшись в холодном поту, сел на песке. Кругом царила ночь, истошно надрывались цикады и волны шуршали, накатывая на берег.
Бонсайт какое-то время смотрел на только начавшую убывать луну, а потом повернулся к своему спутнику. То, что он увидел, заставило его немедленно вскочить на ноги. Тюржи весь горел, метался, крупные капли пота покрывали его лицо. Робер что-то бормотал сквозь стиснутые зубы. Сайлас присел рядом с ним на корточки. Взбухшие под челюстью железы сказали ему все без слов. Тюржи настигла «черная смерть».
— Черт, черт, черт! — прокричал Сайлас, обращаясь к бесчувственному небу. — Ну почему именно сейчас?! Почему не раньше?! Почему не сразу после начала эпидемии?! Почему в другом времени, в другом месте, когда я ничего не могу сделать?!
Он в крайнем возбуждении и раздражении метался по пустынному берегу. Бонсайт прекрасно понимал, что это конец. Сыворотки у него не осталось, помочь своему спутнику он ничем не мог, его планы относительно Тюржи пошли прахом. Он проиграл. Он не мог понять, что его угнетает больше: болезнь Роббера или сознание собственного проигрыша. Сайлас вернулся к приятелю и увидел, что поэт пришел в себя.
— Это кара Божья, — запекшимися губами сказал Тюржи. — Болезнь настигла меня здесь, но началась она, наверное, еще в Париже. Я рад. Я рад, что умираю. Я не смог бы жить с сознанием, что на моей совести смерть всех этих людей. С кораблей.
Сайлас упал рядом на песок и положил голову Робера к себе на колени.
— Ерунда, — сказал он. — Ты ни в чем не виноват. Виновата болезнь, виновата судьба, виновато ваше проклятое время! Виноват, в конце концов, я! Виноват в том, что позволил втянуть себя в эту авантюру, вместо того чтобы заставить тебя уехать из Парижа в безопасное место! Черт, черт, черт!
— Ты действительно виноват, — слабо сказал Робер. — Но не в том, в чем думаешь… Моя смерть ничего не изменит в этом мире, но, пока я жил, я старался сделать этот мир хоть немного лучше. Бог мне судья, удалось мне это или нет. Но Он же видит, что я старался. Я ухожу, надеюсь, истина откроется тебе…
Он опять впал в забытье, и через несколько часов Робера Тюржи не стало на этом свете.
Сайлас, который все это время просидел, держа голову поэта на коленях, похоронил его на берегу и теперь сидел, глядя на море, без мыслей и чувств. Он ничего не ел со вчерашнего утра, но не чувствовал голода. Размышления о сокрушительном поражении, нанесенном его планам, а значит, и его самолюбию, постепенно уступали место мыслям о последних словах Тюржи, и неизвестно, к чему бы привели эти раздумья, однако лорд почувствовал, что он уже не один.
Напрягшись, Сайлас с трудом подавил желание немедленно обернуться. Он продолжал делать вид, что смотрит на волны, в то же время незаметно оглядывался по сторонам в поисках путей к отступлению.
— Кажется, с вашим другом случилась неприятность? — послышался издевательский голос.
Бонсайт обернулся и увидел своего давнего знакомого — дона Толомео, который стоял на вершине небольшого холма, опираясь на шпагу.
— Вы не думаете, что неплохо было бы отправиться вслед за ним? — продолжил итальянец. — Он говорил вам такие прекрасные слова, после которых вас непременно должна бы замучить совесть. Как, не беспокоит? А то я к вашим услугам. Я вас убью традиционным для этого времени оружием. — Он взмахнул шпагой. — Это доставит мне удовольствие.