Чужая беременная
Шрифт:
— Ладно, поедем в клуб. Только сначала все равно домой, мне костюм для выступления забрать надо.
Вечер Маша провела с кайфом. По просьбе Коли ее посадили практически рядом со сценой, там, где музыка оглушающе не била по ушам. Маша пила безалкогольные коктейли и смотрела представление.
Она с удивлением обнаружила, что многие пришли посмотреть именно на ее друга. Восторженные вопли фанатов сопровождали его появление на сцене и даже на несколько секунд заглушили музыку.
Танцы на пилоне — это не кривляние стриптизера
Коля был великолепен. Голый торс и босые ноги делали его еще сексуальнее, привлекательнее. Полумаска добавляла образу шарма. Маша немного разбиралась в технике танца, и знала, что его трюки — это экстра-класс. Самые трудные, самые опасные, самые зрелищные. По ее скоромному мнению, Коля должен выступать в Цирке дю Солей, а не в тесном московском клубе. Помимо прекрасной растяжки и натренированных мышц, он обладал удивительным чувством ритма. Это она помнила еще по занятиям в танцевальном кружке.
Под грохот аплодисментов Маша расплакалась. Она вспомнила детство: занятия хореографией, репетиции. Поначалу на занятия ее водила мама, а потом, когда она подружилась с Колей, уже его мама следила за обоими. Еще позже за ней заходил сам Колька, и, когда репетиции заканчивались поздно, провожал до дверей квартиры. А теперь вот… танцор, красивый мужчина. Маша понимала, что плачет от умиления и гормонов, но ничего не могла с собой поделать.
Вскоре Коля вышел в зал, уже без маски и в своей обычной одежде.
— Маш, ты чего?! — обеспокоенно спросил он.
Вот же! И как он все замечает? Она и поплакала самую малость, а он увидел и примчался.
— Ты такой красивый, — пролепетала Маша и смахнула с щеки слезинку. — А я вспомнила, как мы первый танец репетировали. Помнишь? Мы еще собачек изображали. И костюмы у нас были такие… шапочки с ушками и шортики с хвостиками.
— Конечно, помню, — улыбнулся Коля. — Поедем домой? Я уже освободился.
— Потанцуй со мной.
— Ты… уверена? — Он оглянулся на танцпол, где молодежь прыгала под зажигательную мелодию.
— Я беременная, а не больная, — фыркнула Маша. — И я ж не о танцевальном марафоне прошу. Всего один танец.
— Женщина… что ж ты со мной творишь… — непонятно пробормотал Коля. — Ладно, подожди пять минут. Я сейчас.
Он куда-то исчез, а потом вернулся и повел Машу на танцпол. Они успели сделать лишь несколько па, подражая тем, кто отрывался в танце, как музыка смолкла. И зазвучала иная, не клубная. Маша изумленно замерла, узнав мелодию.
— Не спи, подруга. — Коля наклонился к самому уху. — На четвертом такте вступаем.
— Я не помню ничего! — в ужасе прошипела Маша.
— Не
Трам-пам-пам!
Она была уверена, что давно забыла все, чему их учили в ансамбле. Может, и так, но тело помнило движения. И Коля вел ее так уверенно, что от стеснения не осталось и следа. Маше снова было пятнадцать. Они снова танцевали свою «коронку» — сольник, который хореограф ставил специально для них.
Шаг — поворот. Шаг — поворот.
Маша не замечала, что люди расступились, и они с Колей танцуют в образовавшемся круге. Не замечала и лучей софитов, освещающих их пару.
Трам-пам-пам!
Поддержка, поворот, проход.
Пожалуй, Маша и сама не понимала, что сейчас чувствовала себя такой же счастливой, как героиня Дженнифер Грей из «Грязных танцев», когда танцевала в финале с Джонни — Патриком Суэйзи. Танец-победа, танец-прощание.
Трам-пам-пам!
Посетители клуба аплодировали, а коварный Коля, воспользовавшись моментом, накрыл губы Маши долгим поцелуем.
— Последнее было лишним… — недовольно пробурчала она, переведя дыхание.
— Ты прощалась, я — тоже, — коротко ответил Коля.
И больше на эту тему они не разговаривали.
Утром, пережив очередной приступ Машиного токсикоза, Коля повез ее в деревню. Высадил у ворот и уехал, не заходя в дом. Не потому что обиделся — просто очень спешил. Маше он помог, но и своих дел в связи со скорым отъездом было много.
Зайдя на участок, Маша обомлела. Посреди свеженькой клумбы, раскинув в стороны руки, лежал Михаил. Маша чуть в обморок не грохнулась от испуга, ей показалось, что сосед мертв. Она пыталась нашарить в сумочке телефон, чтобы позвонить Коле, однако Михаил вдруг застонал и перевернулся на бок, сминая посадки.
Маша на цыпочках подошла поближе. В нос ударил запах перегара, и она с облегчением перевела дыхание. Жив, просто пьян.
Подавленные цветы — это отдельная песня. Безусловно, жаль рассаду, но, в первую очередь, надо заставить Михаила встать с земли. Понятное дело, она сама здорового мужика не поднимет, но и звать кого-то на подмогу не хочется. Разве что не поможет проверенное средство.
Маша налила в ведро холодной воды, наполнив его наполовину, и вылила ее на голову Михаилу одним махом.
— А-а-а! — дурным голосом заорал сосед и сел.
= 23 =
Убеждать Петровича, что мешать коньяк и самогон нельзя, гиблое дело. Как и просить не вспоминать о соседке, поселившейся в доме бабы Шуры. Еще и Василиса, время от времени присаживающаяся рядом, поддакивала. Мол, ой, какая у тебя соседка, Мишенька!
Михаил скрипел зубами и терпел, дабы не провоцировать новых сплетен. И опрокидывал стопку за стопкой, не замечая, что вместо золотистого коньяка там уже прозрачный, как слеза, самогон. Вкуса алкоголя он не чувствовал, потому как вместо того, чтобы отвлечься, разбудил своих демонов.