Чужая луна
Шрифт:
— Семен мне рассказывал, будто был у него дружок с такой фамилией. У генерала Ковалевского в адъютантах служил. А на самом деле — чекистом был. Только, слыхав я, будто его убили. Даже в какой-то белогвардейской газетке писали.
— Не, живой он!
— Откуда ты знаешь?
— Так это я и есть.
— Ты?
— Я!
— Ну, зараза! — восхищенно выдохнул Деремешко. — Это ж надо! И ты — Кольцов, и Семен мне про Кольцова. Я еще подумал: видать, этих Кольцовых у нас в России, як все равно
И они обнялись.
— А теперь скажи мне: откуда ты знаешь, шо Сенька живой? Только не бреши.
— Мы с ним вместе работаем.
— Так он — шо, в Москве?
— Не! Он там, у Ивана Игнатьевича.
— У попа?
— У него.
— Дьяконом, что ли?
— Примерно.
— Поняв. Вроде как этим… шпионом?
— Если нравится, можешь и так называть.
— Честно тебе скажу, я другой раз так подумывал. И Дзержинский как-то им интересовался, и Ленцман беспокоился. А то еще до его отъезда я у него как-то спросил: «Кем ты, Сеня, в ЧеКа работаешь? Не шпионом, случаем?» Так он мне такого набрехал, на голову не натянешь.
Когда Деремешко уехал, Кольцов еще долго ходил по номеру, еще и еще раз продумывал предстоящую поездку. Остановился у окна, смотрел на море. С досадой подумал о какой-то неопределенности: с самого начала все незаладилось. Не пошло бы и дальше наперекосяк.
Но на рассвете его разбудил Артем:
— Кончайте ночевать. Командир велел вас к нему доставить!
И вскоре они были на Старобазарной площади, миновали часового и двух мраморных грифонов, поднялись на второй этаж. Дверь была открыта.
Повеселевший Деремешко вышел навстречу Кольцову, ввел его в кабинет, где сидели двое крепких загорелых мужчин, точнее даже — парень и мужчина. Они были чем-то похожи, и Кольцов поначалу решил, что это отец с сыном. Лишь значительно позже он узнал, что они просто хорошие друзья и не менее хорошие соседи.
Они поднялись. Старший с вислыми, почти казацкими усами, шагнул навстречу Кольцову, представился:
— Атанас… можно еще, но не надо… Даргов.
Второй крепко пожал Кольцову руку.
— Здравствуй, товарищ! Я — Коста! — после чего поднял кулак в коммунистическом приветствии: — Да здраво революция!
— Ты коммунист? — весело спросил Павел.
— Пока еще нет. Пока контрабандист, — со смехом ответил Коста.
— Здравствуйте! — поздоровался с обоими болгарами Кольцов. — Называйте меня — Павел. Можно: Паша. Кому как нравится.
— Уже нравится, — сказал Атанас и добавил: — Сегодня вечером. Если можно?
— Нужно, — улыбнулся Кольцов.
— Так будет! — в ответ улыбнулся Атанас.
И контрабандисты покинули кабинет Деремешко.
— Атанас — коммунист, — провожая их взглядом, сказал Деремешко.
— Коммунисты — контрабандисты — рецидивисты! — улыбнулся Кольцов.
— В жизни все бывает, — философски заметил Деремешко. — Даже то, чего не бывает.
— Почему они задержались? — спросил Кольцов.
— У Косты, который помоложе, жена рожала. Трудно, говорит, еле спасли. Двенадцать фунтов. Богатырь.
— Мальчишка — это хорошо, — сказал Кольцов. — Хотя с девочками меньше хлопот.
— У тебя много детей? — поинтересовался Деремешко.
— Пока нет, — но тут же Кольцов поправился: — Впрочем, есть. Двое. Мальчик и девочка.
Деремешко удивленно взглянул на Кольцова:
— Забыл, что ли?
— Да нет. Тут другое, — сказал Кольцов и неохотно добавил: — Не будем об этом!
— Не хочешь — не говори, — Деремешко почувствовал какую-то боль в словах Кольцова и понимающе добавил: — Под каждой печкой свои тараканы.
Помолчали.
— Погуляй по городу, — посоветовал ему Деремешко. — Но еще засветло будь в гостинице. Я за тобой заеду.
Вечером, когда солнце клонилось к закату, Деремешко вывез Кольцова за город, к небольшой, упрятавшейся между известняковых обрывов, бухточке. Неподалеку от берега в ней покачивалась на тихой волне двухмачтовая рыбацкая фелюга.
Они спустились к берегу. Им навстречу вышел Атанас. Вынув изо рта курительную трубку, он указал ею на фелюгу:
— Нравится? — спросил он.
В закатном свете полуспущенные латаные паруса сухо шелестели.
— Я потом скажу, когда на место прибудем, — сказал Кольцов.
— Надеюсь, доплывем, — пыхнул трубкой Атанас: — Бог поможет.
— Ты в Бога веришь?
— Наверное, да, — и, заметив какой-то непорядок, Атанас что-то по-болгарски закричал Косте и побрел к нему по воде — разбираться.
Кольцов обернулся к Деремешко:
— Богомольные коммунисты-контрабандисты! До такого я бы никогда не додумался! — и спросил: — Ну, что? Будем прощаться?
— Не торопись. Успеем.
Солнце уже почти ложилось на горизонт, когда наверху, у обрыва, появился Артем. Придерживая за руку женщину, он помогал ей пускаться вниз, к берегу бухточки. Следом за ними шел мальчишка. Они прошли почти до половины спуска, когда мальчишка их окликнул:
— Мама, подождите, пожалуйста!
— Что там у тебя? — отозвалась женщина.
— Я сейчас. Камешек в сандалий попал.
— Доганяй! — строго сказала женщина. — Видишь, нас уже ждут!
И они продолжили спускаться.
Мальчишка присел, вытряхнул камешек, обогнал Артема и свою маму и спрыгнул на песок неподалеку от Кольцова.
— Здравствуйте! — сказал он Кольцову и указал глазами на Деремешко: — А с Иваном Аврамовичем мы уже познакомились. Меня зовут Леонидом. А то вон — моя мама, Елизавета Михайловна.