Чужая луна
Шрифт:
Кольцов поделился с Ильей Кузьмичом своими проблемами. Их было не меньше, чем у Болотова. В конце этого разговора он сказал, что ему нужно во что бы то ни стало встретиться с Яковом Слащёвым, но каким способом найти его в этом многомиллионном городе, он пока не может придумать. Не обращаться же, в самом деле, к белогвардейскому руководству!
— Мне кажется, я смогу вам помочь. Во всяком случае, попытаюсь, — выслушав Кольцова, сказал Болотов.
— Каким образом? — спросил Кольцов.
— В Константинополе с недавних пор
Глава восьмая
На следующий день Болотов не надолго отлучился и принес адрес Слащёва: квартал Везнеджилер, улица де-Руни, дом 15–17.
Кольцов решил не торопиться. Надо было хорошо подготовиться к этой встрече, продумать все, что он скажет этому своему давнему знакомому. Узнает ли его Слащёв? Не сдаст ли тотчас контрразведке? И еще вопрос: когда идти? Как рано он встает? Утром обычно находится много домашних дел. А днем он может куда-нибудь уйти. Но разве можно узнать распорядок дня незнакомого человека?
И они решили идти не рано и не поздно, ближе к полудню. Сразу договорились: Красильников к Слащёву не идет. Он будет находиться неподалеку от дома, на подстраховке.
У Болотова, человека исключительной четкости и предусмотрительности, нашлась привезенная им из Франции подробная карта Константинополя. Они с трудом отыскали квартал Везнеджилер и улицу де-Руни. Она была длинная, узкая и тянулась вдоль бухты Золотой Рог.
Из дому Кольцов и Красильников вышли порознь, твердо соблюдая уговор: непрестанно держать партнера в зоне видимости. На помощь приходить лишь в крайнем случае.
Кольцов шел впереди, за ним на приличном расстоянии — Красильников. Когда он терял Кольцова из вида, прибавлял шаг и вскоре находил его. Повернув в очередной переулок, Кольцов ждал на углу, пока Красильников не увидит его и не даст ему об этом сигнал.
Улица де-Руни была безлюдной. Домов почти не было видно, они скрывались в глубине дворов за высокими заборами.
Возле дома, где, согласно адресу, жил Слащёв, Кольцов остановился и обернулся. Стал ждать. Увидев в конце улицы возникшего Красильникова, Кольцов постучал в калитку висящим на цепочке молоточком.
Спустя короткое время дверь калитки отворилась, и на пороге встал бородатый янычар. Это был Мустафа.
— Русский? — пристально оглядев Кольцова, спросил турок.
— Русский.
— Что угодно?
— Угодно генерала Слащёва.
— Он вас приглашал?
— Не помню. Наверное, приглашал. Но это было давно.
— Как вас представить?
— Скажешь, старый знакомый.
— У него много старых знакомых.
— Я — один из немногих. Мне кажется, он будет рад меня видеть.
Калитка захлопнулась. Ожидая, Кольцов посмотрел вдаль и увидел лениво прислонившегося к забору Красильникова.
Вновь открылась калитка и в ее проеме встал босой, в распахнутой рубахе Слащёв. Он изучающее, с головы до ног, оглядел гостя и лишь после этого неприветливо сказал:
— Не имею чести… Ну, я — Слащёв. Что надобно?
— Поговорить.
— Не имею времени. Извините, — и он стал закрывать калитку.
— У меня его тоже не было, там, под Каховкой, в Корсунском Богородицком монастыре, — сказал Кольцов. — Но я нашел.
В калитке какое-то время оставалась только узкая щель. Слащёв через нее долго и внимательно всматривался в Кольцова. Затем резко распахнул калитку:
— Входите!.. Черт, знакомое лицо, — озабоченно сказал он. — Вас у меня тысячи. Упомнишь ли всех!
— Смею надеяться, я не вхожу в эти тысячи.
Эти слова «зацепили» Слащёва. Он смотрел на Кольцова, и его лицо как-то напряглось, сосредоточилось. Он мучительно вспоминал.
— Контузия, понимаешь. Память стала подводить, — виновато бормотал он и вдруг резко вскинулся, вскочил: — Помню! Комполка!
— Ты за жену приходил просить. Беременная жена была. Родила?
— Родила, родила! Девку! — торопливо и озабоченно говорил он, занятый уже явно какими-то своими, более важными мыслями. — Я о другом! Куда ты, парень, забрался! В самое пекло! Тебя тут же расстреляют.
— А я рисковый, — спокойно сказа Кольцов. Он уже понял, от Слащёва ничего плохого ему ждать не следует. — Ты вон — рискнул, и живой!
— Что мы тут, на улице, стоим! — окончательно убедившись, что это именно он, тот самый комполка, который в ту ветреную ночь спас под Корсункой их двоих. Нет, их троих!
Он схватил Кольцова за руку и повел его к своему домику. И при этом он ворчливо выговаривал Кольцову:
— Я тогда шел на самоубийство. У меня иного выхода не было. Жена дитя носила. А ты-то зачем сюда?
— Я — к тебе. Правда! К тебе!
— Кому я нужен, отставной генерал, подчистую уволенный, лишенный всех наград и званий?
— Я все это знаю.
— Откуда?
— Книгу твою читал «Требую суда общества и гласности». Там читал. В Москве.
— Скажи, куда долетела! — удовлетворенно сказал Слащёв и тут же спросил: — Ну, и как?
— Вполне достойная книга. И честная.
— Брешешь небось.
— Не умею.
— Ладно, поверю. Ну, и зачем я вам?
Кольцов посмотрел вокруг:
— Давай где-нибудь в уютном месте спокойно поговорим.
— Хорошая мысль! У меня вон там хорошее место. С видом на Золотой Рог — указал Слащёв на беседку в конце двора. И тут же закричал: — Пантелей! Мустафа!
Из домика вышел старый денщик.
— Ну, чего раскричались! Дитя разбудите!
— Неси сюда дитя. Он не видел Маруську! Я его в крестные отцы упрошу!