Чужая луна
Шрифт:
Врангель ответил Слащёву через Кутепова: «Желающим продолжать борьбу предоставляю полную свободу. Никакие десанты, за неимением средств, невыполнимы. Единственный способ: оставаться в тылу противника, формируя партизанские отряды. Если генерал Слащёв решится на это — благословляю его».
Вот и все. На этом затяжной конфликт Слащёва с Врангелем и закончился.
Впрочем, нет. В сущности, Врангель не предпринял последней попытки отбить у красных Крым. А возможно, и Таврию. Последней попытки, отчаянной и решительной!
Слащёв
«Что же произошло? Почему они так вдруг отказались от Таврии, так внезапно покатились из Крыма? Кто за это ответит?». Эти вопросы Слащёв часто задавал сам себе. И не находил ответа.
Однажды он задал эти вопросы Кутепову. Это было во время бегства из Крыма. Они оказались с Кутеповым в одном салон-вагоне, и нашлось время для того, чтобы немного поразмышлять.
— Почему мы покидаем Крым? — спросил тогда Слащёв. — Насколько я помню, Главнокомандующий клятвенно заверял, что Крым — неприступная крепость и мы его никогда не покинем.
— Обстоятельства оказались сильнее, — уклончиво ответил Кутепов. Ему не хотелось вступать в этот уже порядком надоевший разговор. Тем более что он был уже бессмысленный. Изменить ситуацию никто не был в силах.
— Какие же?
— Их много, — так же односложно ответил Кутепов.
— Тогда я вам отвечу, — отметив нежелание Кутепова вступать в разговор, сказал Слащёв. — Нерешительность Командующего — раз, плохая работа штаба армии — два, и третье: отсутствие взаимодействия между воинскими подразделениями.
— Ну, вот. Вы сами ответили на свой же вопрос.
— Вам не кажется, что достаточно было бы всего лишь одной составляющей: нерешительности Главнокомандующего, чтобы…
Кутепов понял, о чем хотел спросить Слащёв.
— Я не против того, чтобы продолжить этот разговор, — сказал он. — Но как-нибудь в другой раз, — и ушел.
Глядя на море, на корабли, на красивый, но чужой город, Слащёв подумал: «А почему бы и не сейчас? Пожалуй, самое время возобновить тот давний разговор?».
Он почти весь день нервно ходил по палубе, обдумывая предстоящую встречу. О том, что Кутепов его примет, он ничуть не сомневался.
Собственно, у Слащёва уже давно вызревала мысль сместить Врангеля. Он был абсолютно убежден в его полной неспособности управлять армией, в результате чего они оказались в Турции. Он был также уверен, что если Врангель продолжит командовать армией, она уже в скором времени тихо развалится и разбредется по миру. Кутепов же ему казался тем человеком, который сможет восстановить армию и весной, обновленную и окрепшую, двинет ее в Россию.
Эта мысль, родившаяся давно, но снова всплывшая сегодня, не покидала его весь день. Он продумывал, что скажет он Кутепову, потом фантазировал ответ Кутепова и находил ему убедительные возражения.
Вернувшись в каюту, он стал бесцельно слоняться из угла в угол, глядел перед собой затуманенным взором. Нина обратила внимание на отрешенное состояние мужа. Спросила:
— У тебя какие-то неприятности?
— Какие могут быть у меня неприятности! — стряхнув себя вялую задумчивость, весело ответил он. — Снаряды не рвутся, пули не свистят, пароход не тонет и Маруська не плачет! Жить хочется!
Но вскоре он снова стал задумчиво ходить по каюте.
— Ты бы хоть шпоры снял, кавалерийский матрос! — насмешливо сказала Нина. — Своим звоном дите разбудишь.
Слащёв подошел к колыбельке, приоткрыл одеяльце. Маруся не спала. Она подняла над собой руку и таращила на нее свои чуть раскосые глазенки
— А Маруська вовсе и не спит, — сказал Яков Александрович и, глядя на нее, улыбнулся: — Что, Маруся? Бессонница замучила? О чем думаешь? Как дальше жить?
Маруся в ответ тихонько пискнула.
— Ну, вот. И поговорили, — удовлетворенно сказал Слащёв и снова, словно отключился, стал задумчиво бродить по каюте. Потом попросил Нину:
— Найди мне чистый лист бумаги.
— Письмо будешь писать? — насмешливо спросила Нина.
— Представление тебя к Георгию. За долготерпение.
— Ну, спасибо. Хоть додумался, наконец.
Нина порылась в вещах и из какой-то коробки извлекла кусок серой оберточной бумаги.
— Другой нет.
— Ладно. Сойдет.
Слащёв снял со столика стопку пеленок, положил перед собою лист, задумчиво его разгладил. И долго сидел так, уставившись в бумагу. Затем стал что-то торопливо писать.
Капитана «Твери» Анисима Михайловича Рыбакова он застал в его каюте. Похоже, он отсыпался за все последние сумасшедшие годы. Но спал он чутко, потому что открыл дверь прежде, чем Слащёв приблизился к двери его каюты. Видимо, ему подсказал о приближении офицера звон шпор.
Прежде, совсем недавно, в капитанской каюте какое-то время размещался генерал Соболевский с женой. После того разгрома, который застал здесь Слащёв, вся каюта была вычищена, отмыта и выглядела так, словно после капитального ремонта. Она даже показалась Слащёву намного просторнее, чем он видел ее тогда. Прямо не каюта, а кают-компания.
Слащёв попросил капитана помочь ему на часок-другой перебраться на крейсер «Алмаз».
— Катера, ваше превосходительство, как вы знаете, у меня нет. А спасательную шлюпку спустить можно. Сходите в машинное отделение, спросите Артура. Да вы его знаете, за щами с ним ко мне приходили.
Слащёв вспомнил лысого механика, с которым он познакомился, когда голодала Маруся.
Коморка, в которой Слащёв прежде видел Артура, была заперта. Он его нашел в машинном отделении, где тот с двумя своими помощниками, пользуясь стоянкой, приводил в порядок свое хлопотное хозяйство.