Чужая луна
Шрифт:
Но наконец опять вслед за знакомой мелодией замков широко растворилась калитка, и на пороге встал…
Слащёв поначалу даже не поверил своим глазам, и решил, что сейчас на встречу с ними вышел совершенно другой человек. Вместо мрачного свирепого янычара, поросшего черными волосами в проеме калитки приветливо светил улыбкой неузнаваемо преобразившийся все тот же янычар. Только теперь он был скорее похож на добрейшего турецкого Деда Мороза (если, конечно, в Турции они водятся), готового щедрою рукою рассыпать вокруг себя подарки.
Он
— Меня зовут Мустафа Эфенди. Для вас — просто Мустафа, — и спросил: — Господин желает только переночевать или…
— И «или» тоже. Если мне все здесь понравится, поживем у вас какое-то время. Месяц или, быть может, год.
— Понравится. Уверен, очень понравится. Все, кто жил у меня…
— Сколько? — прервал рекламные словоизлияния Мустафы Слащёв.
— Вы же еще не видели апартаментов.
— Но я еще ничего здесь не видел. Не с чем сравнивать.
— Вас трое? — переходя на деловой тон, спросил Мустафа.
— Шестеро. Я, жена, дочь Маруся, денщик Пантелей, кот Барон и филин Яшка, — загибая пальцы, пересчитал Слащёв. — Всего шестеро.
— Вы — веселый человек, — сказал Мустафа. — Я люблю веселых.
— Короче, сколько?
— Вы мне понравились. Пятьдесят лир в сутки.
— Вот теперь я хочу посмотреть, стоит ли то, что ты мне предлагаешь, пятьдесят лир, — и Слащёв двинулся на хозяина.
Мустафа посторонился, пропуская Слащёва впереди себя.
Двор был большой, одной стороной он спускался к Золотому Рогу. Вдоль берегов, по обеим сторонам, вперемешку стояли на якорях военные и торговые корабли.
— Твой флот, Мустафа? — пошутил Слащёв. — С кем воевать собираешься?
— Мы — народ мирный. Мы не любим воевать.
— А в пятнадцатом, на Галлиполийском полуострове?
— Ну, если на нас нападают, — они прошли мимо беседки, оплетенной виноградной лозой, Мустафа мимоходом сказал: — Если доживете у меня до весны, здесь, в этой беседке, проведете лучшие дни своей жизни. Здесь очень красиво, но особенно весной.
От беседки они прошли к беленькому, почти что игрушечному домику, одному из трех, стоящих на территории двора.
— Пройдемте сюда. Я думаю, в этом домике вам будет уютно.
Домик и в самом деле был чистенький, вероятно, только построенный. Мебель тоже была новая, недавно сюда завезенная.
Когда они вновь вышли во двор, Мустафа спросил:
— Так что вы скажете мне теперь?
— Не «Империал», — с некоторым пренебрежением сказал Слащёв. Он помнил, что у него в кармане нет даже пятидесяти лир, чтобы заплатить за сегодняшнюю ночь.
— Но и пятьдесят лир — это не сто, которые вы бы платили в «Империале» за самый дешевый номер, — Мустафа огорченно покачал головой. — Я понимаю: вы — генерал. Вы избалованы большими деньгами и роскошными апартаментами.
Слащёв понял, что в своем стремлении сбить цену он перестарался. И поэтому сказал:
— Нет, почему же! Жить, конечно, можно, но…
— Я вас понял! Сорок лир в сутки! И не будем больше торговаться! — торжественно провозгласил Мустафа, и добавил: — Сбавляю цену только потому, что вы мне понравились. Но при этом прошу выдать мне хотя бы небольшой аванс. Есть, знаете, такой закон, который я не хотел бы нарушать.
— Ну, что ж. Закон есть закон, — спокойно, не моргнув глазом, сказал Слащёв и при этом подумал, что той мелочи, которую ему оставил Василий, даже на жалкий аванс, конечно, не хватит. Но и уезжать отсюда на ночь глядя уже не хотелось.
— Видишь ли, деньги англичане переведут мне только завтра, — Слащёв одновременно продолжал лихорадочно соображать, что еще можно предпринять, если Мустафа заупрямится.
«Остается единственное: ехать в посольство, там фамилия «Слащёв» еще может открыть ему дверь какой-нибудь комнаты. Но есть еще извозчик и этот калмык, который потратил на него едва ли не полдня. С калмыком он еще бы как-нибудь договорился, ему терять особенно нечего. А вот извозчик пролетки? Он вряд ли согласится за имеющуюся у него мелочь отвезти их на улицу Истикляль, в российское посольство».
И тут вдруг его осенило: часы! Те самые, золотые, подаренные ему генералом Соболевским.
Слащёв поднял глаза на янычара и спокойно сказал:
— К сожалению, деньги… фунты стерлингов… мне доставят только завтра утром…
И он увидел, как глаза Мустафы потеряли свой блеск, выцвели, поскучнели.
— Но… — продолжил Слащёв. — Но у меня есть одна безделушка, которая, возможно, тебя заинтересует.
Он сунул руку в карман, нащупал цепочку и поднял над собой подарок генерала Соболевского. Часы на цепочке слегка раскачивались и поворачивались. Последние лучи вечернего солнца вспыхивали и переливались на его гранях, и эти отблески отражались в хищных глазах янычара.
— Золото? — сдерживая волнение, безразличным тоном спросил Мустафа.
— Разве не видно?
— На ходу?
— Странный вопрос. Я их выиграл в покер у великого князя Александра Александровича. Я так думаю, великий князь плохие часы носить бы не стал.
Слащёв еще раз слегка подкрутил цепочку, и часы снова медленно и тяжело сделали оборот, рассыпая вокруг себя золотые отблески.
— Сколько? — сглотнув слюну, спросил Мустафа.
— Нравятся, — убежденно сказал Слащёв.
— Назовешь приемлемую цену, куплю. А нет — не судьба.
— Сойдемся. Для начала, расплатись с извозчиком, — Слащёв затем указал взглядом на Жихарева. — И этому, твоему агенту, откинь от своих щедрот. Только сначала пусть занесут в дом вещи.
Мустафа и Жихарев удалились. Слащёв остался один. Он смотрел вниз, туда, где совсем близко, в заливе Золотой Рог, догорал его первый константинопольский день.
Глава восьмая