Чужая страна-черника
Шрифт:
– Ну, скучно иногда… немножко.
– И ты готов когда угодно вернуться обратно?
Янне не ответил и стал снова думать о Масе, Рипе, Вуохипуро, старался представить себе, на какое же место речки мальчики ходили. Яска однажды поймал восемь миног прямо под водопадом Вяярякоски. Но иной раз и на извилине ручья хорошо ловилось…
– Ты не слышишь?
– Сюлви трясла Янне за плечо.
– Я задумался…
– О Финляндии, конечно.
– Вот и нет.
Сюлви засмеялась, словно девочка, воркующим смехом.
– Не горюй,
– Ты увидела это по картам?
– Нет, по твоей матери. Ей тоже здесь не хорошо.
13. ВОЙНА И МИР
Мать поставила на стол тарелку, стакан, положила ложку. Масло и молоко были в холодильнике, хлеб в пакете. Железистая таблетка лежала на клеенке рядом с ложкой.
Янне поставил кастрюлю на плитку и включил ток. В кастрюле был мясной суп. Мать сварила его утром и затем ушла к двум часам на фабрику в вечернюю смену. Она придет только после десяти. Он тогда будет уже в постели. Лишь рано утром он мог немного поговорить с матерью.
Когда Янне ставил на стол банку с молоком, он заметил оставленную матерью записку. В ней значилось: «Отец придет в восемь. Оставь ему супу, прими таблетку и будь послушным мальчиком. Мама».
Янне налил в стакан молока и сделал бутерброд. Затем пошел в маленькую комнату дожидаться, пока согреется суп.
Он не садился на зеленую софу, эту новую: она все еще казалась чужой вещью, хотя была у них уже несколько недель. На ней нельзя было возиться и подпрыгивать, как на старой. Теперь старая софа вышла в тираж и стояла в сарае, и брошенный комод лежал на ней, как больной человек.
Он охотнее присаживался на твердый стул.
Коврик все же остался старый, и картины, и настенный ковер тоже. Одну картину, с лошадьми, мать вырезала из журнала и прикрепила кнопками к стене. На картине были изображены две лошади, щипавшие траву на зеленой лужайке. За лошадьми были березы, а сбоку виднелся кусочек синевы не то озера, не то пруда.
Сохранился ли еще этот журнал…
Он заглянул в ящик стола для приемника. Там была «Улыбка» и сборник серии «Сердце». Мать взяла его взаймы у Виртанена. Виртанен у какого-то Мюллюярви, а Мюллюярви бог знает у кого.
Янне перелистал истрепанную многими пальцами «Улыбку». На одной картинке была изображена Лайла Киннунен, на другой полная женщина, к пухлому лицу которой кто-то пририсовал шариковой ручкой лохматую бороду.
Просмотрев все картинки в «Улыбке», он начал читать в серии «Сердце» рассказ, называвшийся «Я влюбился в жену брата». Но больше двух-трех страниц он прочесть не мог, персонажи рассказа только и знали, что целовались да плакали.
Он направился обратно на кухню.
Поев, он убрал посуду и подошел к окну маленькой комнаты. Со стороны озера дул ветер и заставлял сосны кланяться дому. Ветер приносил с собой мелкий дождь, который ощущался на щеках мокрым компрессом и затуманивал взор.
Погода была не для гулянья.
Но поиграть в автомобили можно было. Он приставил стул к окну и стал глядеть на дорогу. Если автомобиль появится со стороны завода, он получает очко. А если со стороны танцевальной площадки, очко получает кто-то другой. Но кто?
Он подставил для этого другой стул. Он вообразил себе, что на этом стуле сидит Маса из Финляндии, но из игры в автомобили с ним ничего не получалось: они все время болтали.
Ну а Таге, швед, который стал ему летом почти что товарищем?
Он куда- то девался, наверное, перешел в другую школу. Во всяком случае, этой осенью Янне не видел его ни разу. К тому же победить товарища не доставляет особой радости. Другое дело одолеть какого-нибудь плута. Вроде Бертела.
Янне толкнул на стул Бертела и сердито сказал:
– Смотри, веди себя хорошо.
Но первый автомобиль появился со стороны танцевальной площадки, и так же было со вторым и с третьим.
Янне выгнал Бертела из дому и крикнул ему вдогонку:
– Ты всегда жульничаешь, негодник!
После этого он лишь глядел на серую завесу дождя.
Но тут в прихожей послышались шаги. Янне подлетел к двери и прислушался. Шаги остановились за дверью Лемпиненов. Он приоткрыл дверь.
В прихожей, скорчившись, стоял Пертти, вероятно, он искал ключ под ковриком у порога. На нем был длинный черный дождевик, в руках он держал белый бумажный мешок.
– Хей по дей! [16] - крикнул Янне.
Пертти вздрогнул и распрямился.
– Хей, - негромко отозвался он.
– Что ты купил?
– спросил Янне.
– Бу… булки.
Пертти обвел взглядом прихожую и уставился на ноги Янне. Такое разглядывание сделалось Янне в тягость. Он пытался придумать, что бы сказать - все равно что.
– Я в одних чулках… - наконец пробормотал он.
Однако Пертти по-прежнему глядел на его ноги. Он стоял тут, возле Янне, но почему-то казалось, что он далеко, так далеко, что слова не долетали до него.
– Дождь идет!
– крикнул Янне как будто глухому.
Наконец Пертти шелохнулся. Он посмотрел на тучи, кивнул, но ничего не сказал.
Янне повернулся. Он хотел уйти к себе; с Пертти невозможно было оставаться наедине. В его присутствии делалось неловко, с ним, бессловесным, ни о чем нельзя было поговорить.
Но обещание, данное самому себе и Рахикке, приковало его ноги к полу и заставило его сказать:
– Пойдем ко мне?
Пертти вздрогнул, по его лицу прошла быстрая дрожь. Затем он прошептал:
– Ком… [17] ты…
Они прошли через пахнущую одеждой прихожую. В кухне Пертти снял с себя плащ и положил его на спинку стула. Янне присел на койку. Это была постель Уллы; кашель Пертти слышался по ночам за стеной маленькой комнаты.