Чужая в чужом море
Шрифт:
— Нет, не в этом дело. Я просто привыкла быть в одежде.
— Eo! — удивилась девочка, — И в обуви тоже? Знаешь, в обуви совсем неудобно плыть.
— Обувь я, пожалуй, действительно, оставлю, — решила Эстер.
Потом, пройдя мимо школы и спортивной площадки (похоже, для мини–футбола и для настольного тенниса), они вышли к северо–западной оконечности Темотулото. Отсюда открывался замечательный вид на Сававе, Фале и несколько крохотных пятачков суши посреди предстоящего маршрута. Вернее, даже не суши, а омываемых выступов рифа.
— Надевай и поплыли, — сказала Юеле, протягивая американке
Минут через 5, когда Эстер уже успела порадоваться, что шорты и майка не стесняют движений, и что увлечение бассейном в колледже (ах, как давно это было!) позволяет плыть, не отставая от 6–летней океанийки, как та внезапно сообщила: «Вот тут поле актиний, можно нырять!» — и нырнула. Глубина здесь была три человеческих роста, и американке пришлось с непривычки приложить все усилия, чтобы оказаться у дна. Ей удалось лишь несколько секунд полюбоваться странными существами, похожими и на перевернутых медуз, и на яркие цветы, а затем недостаток воздуха заставил ее всплыть. Выскочив на поверхность, и жадно глотая воздух, она огляделась. Юеле нигде не было. Сколько прошло времени с момента, когда она нырнула? Полминуты? Наверное, около того… Теперь уже, видимо, около минуты. Это слишком долго для 6–летнего ребенка!
Еще немного, и Эстер стала бы кричать и звать на помощь кампанию рыбаков, которые ловили что–то на спиннинги в сотне метров южнее, на краю рифового барьера, но тут у нее за спиной раздалось негромкое, но довольное фырканье. Девочка была тут как тут.
— Уф! – выдохнула Эстер, — Ты меня напугала. Нельзя же нырять так надолго!
— Я делаю все, как обещала маме! – возразила та, — Под водой меньше минуты!
— А откуда ты знаешь, что меньше?
— Вообще–то этому учат в 1–м классе, — ответила та, — Но дедушка Ематуа научил меня раньше. Это оказалось очень просто. Теперь я не ошибаюсь сильнее, чем на 5 секунд. Давай, я нырну ровно на полминуты, а ты проверишь меня по часам!
Вскоре Эстер убедилась, Юеле действительно чувствует время, а затем они достигли соглашения не погружаться больше, чем на эти самые полминуты. Следующий час прошел здорово: изумительные актинии, причудливые веточки коралла, яркие рыбки, крабы, каракатицы… В какой–то момент Эстер поняла: девочка специально выбирает мелкие места чтобы… В общем, по–товарищески, учитывает возможности партнера.
Следующим пунктом программы был остров Сававе. После экскурсии по подводному миру, американка была готова хлопать в ладоши от восторга, но все–таки, ей хотелось оказаться снова на твердой земле. Правда, ее смущала мокрая (до полупрозрачности) майка. Все–таки, в городе, в таком виде… Юеле, поняв ее по–своему, предложила:
— Лучше сними. Тебе же мокро!
— На мне быстрее высохнет, — отговорилась Эстер. Она чувствуя себя несколько глупо, поскольку каждая вторая встречная женщина здесь была прикрыта в области бюста не более, чем декоративной ленточкой или цепочкой с чем–нибудь блестящим. Девушки–тинэйджеры катались по центральной площади на роликовых досках и мини–самокатах вообще в одном платочке вокруг бедер.
Центральная площадь Сававе
Буддистская (или даосская, или индуистская) пагода из трех ярусов разной формы – восьмиугольной, четырехугольной и круглой.
Подиум — контур лодки, под кровлей в виде седла, над которым поднимается мачта — солнечные часы (цифры выложены из булыжников на круглом зеленом газоне).
Бассейн в форме силуэта морской черепахи, накрытый тремя причудливо изогнутыми широкими арочными мостиками, видимо изображающими панцирь.
Ярко–зеленый капонир, выложенный из огромных (в человеческий рост) кубических газобетонных блоков, украшенный изваянием спрута (тоже зеленым).
… И маленькая католическая часовня с высоким шпилем с кельтским крестом. Этого Эстер никак не ожидала тут увидеть. Наверное, у нее был очень изумленный вид…
— Marae твоих богов? – спросила Юеле, — Если тебе хочется, зайди, поговори с ними. Я пока куплю сока и какой–нибудь пирожок, вон там (она махнула рукой в направлении открытого маркета под оригинальным навесом в форме маленького лабиринта).
В часовню Эстер вошла с некоторым трепетом. Интерьер оказался простым и каким–то очень светлым. В маленьком зале было всего 5 бамбуковых скамей, на которых могло разместиться максимум человек 30, и простая кафедра из некрашеного бамбука под кельтским крестом из блестящего металла (Эстер вдруг показалось, что этот крест с кругом похож на рисунок оптического прицела, и она энергично помотала головой, отгоняя это неприятное наваждение). Потом ее взгляд упал на очень натуралистично изображенную фигуру женщины, кормящей младенца. Иных изображений не было…
— Странно, не так ли, — сказал спокойный голос у нее за спиной.
Она вздрогнула и обернулась. Перед ней был крепкий мужчина лет 40, одетый в серые свободные брюки и серую рубашку с коротким рукавом. Поверх рубашки, на простом шнурке висел такой же кельтский крест.
— Меня зовут Кииро, — сообщил он, — Я приходской священник. Присаживайтесь. Мы можем поговорить, или можем помолчать, как хотите.
— Вы сказали: «странно, не так ли», — напомнила она, — Что вы имели в виду?
— То, что вы ожидали увидеть что–то другое. Это было заметно по вашей реакции.
— Да, наверное… Меня зовут Эстер, я из Аризоны. Честно говоря, я вовсе не ожидала увидеть на меганезийском атолле католический храм. Я думала, моя религия тут под запретом. Ну и, разумеется, меня удивило отсутствие распятия.
— Присаживайтесь, — предложил Кииро, — И, если хотите, поговорим об этом.
— Наверное, хочу, — согласилась она, присаживаясь на край ближайшей скамьи.
— Тогда спрашивайте, — предложил он, садясь напротив.
— Даже не знаю, с чего начать, — нерешительно сказала она, — Мне показалось, или здесь какой–то другой католицизм, который отличается от того, который я знаю?
— Вам не показалось. Это – океанийский католицизм. Он несколько отличается, хотя, я считаю, что в нем сохранено главное. Если бы я считал иначе, меня бы здесь не было.
— И что же главное?
— Главное, — ответил священник, — что мы Ему не безразличны.
— Тогда, наверное, главное, что Он существует, — заметила она.