Чужая — я
Шрифт:
— Прокурор Фейрстах! — кричу я достаточно громко, чтобы привлечь внимание. Он на автомате оборачивается и на какую-то долю секунды теряет свою маску невозмутимости. Узнал. — Я хотела поздравить вас с началом предвыборной кампании и пожелать удачи!
С этими словами я улыбаюсь и протягиваю руку с надетым на нее знакомым нам обоим кольцом. У него не остается выбора, кроме как пожать ладонь очаровательной юной студентке. А я, поверьте, очень постаралась выглядеть максимально юной и очаровательной. Репортеры охотно щелкают затворами своих камер, запечатлевая неожиданно трогательный
Но еще я совершенно отчетливо вижу завтрашние заголовки.
***
Надин оборачивается к другу, замершему с открытым ртом у телевизора:
— Скажи… скажи, что у меня галлюцинации, — мрачно говорит она. — И Тиффани Райт только что не указала перед всеми местными СМИ на то, кто является ее несостоявшимся убийцей. Потому что даже я — а я не особенно в курсе этой паршивой истории — обо всем догадалась.
***
Мне просто требовалось выиграть время, задействовав для этой цели СМИ. Репортеры работают быстро и дотошно. Зачастую быстрее полиции. А еще они не все куплены.
«Трогательный момент: студентка второго курса Бостонского колледжа желает успехов на выборах своему кумиру…»
«Семейная драма. Второкурсница Тиффани Райт, замеченная в близких отношениях со Стефаном Фейрстахом, тепло пожелала успехов его отцу на выборах…»
«Что на самом деле связывает Тиффани Райт и Говарда Фейрстаха? Попытка ли это подольститься к будущему тестю? Ведь на пальце у мисс Райт баснословно дорогое кольцо, а не так давно она была замечена в обществе Стефана Фейрстаха…»
Впрочем, эту мою выходку, мягко говоря, не одобрил никто. Пока я не перевела телефон в авиарежим, он так и разрывался звонками от мамы, папы, Хилари, Стефана, Норта… Надин с Джейденом тоже позвонили бы, но их привилегированное соседское положение позволило высказать мне все лично. Впрочем, это они не из заботы, а от подозрений. Думаю, им не очень нравится жить с такой ненадежной особой.
Ладно, в какой-то мере все правы: конечно, я повела себя рискованно, но взгляните с другой стороны! Меня хотят убить, и даже если теперь это желание усилится — результат один. Попытки были, есть и будут. На самом деле я даже выиграла себе время. Не полезь я под объективы, меня, очень вероятно, убрали бы намного раньше, но если я трагически погибну сейчас, то журналисты, скорее всего, вспомнят имя Тиффани Райт и скажут: «Ай-ай-ай, это ж та самая девочка! Что-то тут не так». И примутся копать. Пока шумиха вокруг меня, помолвки со Стефаном и прочего не утихнет, у Говарда связаны руки.
Само собой, мое имя пострадает вновь от обвинений в употреблении, суициде и еще чем-нибудь (чтоб уж наверняка), но оно и сейчас все в саже. А еще вчера я нашла время сдать анализ волос на наркотики, что станет весомым доводом в мою пользу. Пришлось хорошенько поуговаривать врачей взять образцы за полгода вместо предусмотренных трех месяцев, но в таком деле лучше перестраховаться. Ох, только бы Стеф был прав!
Иными словами, выйдя сегодня утром на улицу, я вздохнула с облегчением, почуяв его. Запах предвыборной кампании, который моими вчерашними стараниями ассоциируется теперь со свободой.
— Тиффани, никто ничего не понимает. Родители в ужасе от того, что ты делаешь. И я — я тоже в ужасе, — в голосе Хилари действительно звучат слезы. — Объясни мне! Мне… мне кажется, что ты пыталась угрожать этому ужасному человеку. И он захочет отомстить! — шепотом заканчивает она.
— Хил, поверь, мне сложно это объяснить, но так правильно.
Я говорю с сестрой по дороге в колледж, отстав от Джейдена на несколько футов.
— Да и когда я тебя подводила?
— Когда упала с крыши, например.
— Так… Расскажи лучше, как папа.
— Открыл твой цветок и уже целых два дня едва выходит из кабинета.
По-моему, Хилари хорошенько покусала мама. Или стоит рядом и нашептывает то, что нужно говорить. Потому что я отчетливо слышу знакомые нотки, правильно расставленные акценты, попытки вызвать во мне иррациональное чувство вины. Само собой, это не впервые. А быть может, дело в том, что Хилари уже отравлена мамиными идеями о необходимости быть с семьей с первого до последнего вздоха?
— Мисс Райт, — слышу я, едва переступив порог колледжа, и побыстрее сворачиваю разговор с сестренкой. Слева от меня неуклюже мнется декан, и я заранее понимаю, что дело — дрянь. — Мне очень жаль, но вам придется пройти со мной.
Не знаю, чего именно я ожидала: очередного полицейского рейда, Говарда Фейрстаха, требующего моего отчисления, адвокатов Мэри Кравиц, осуждения моих моральных качеств или даже визита мамы, но уж никак не появления психолога с моей характеристикой в руках. Я начинаю заводиться, еще ничего не зная: едва завидев женщину, от которой у меня уже давно и стабильно дергается глаз.
Мисс Клосс — молодая особа чуть за двадцать пять. Судя по стене, у нее хватает разнокалиберных дипломов о законченных профильных курсах, и все это время я наивно списывала ее странности на недостаток опыта. Но сегодня становится совершенно прозрачным то, что она подкуплена Фейрстахами. На протяжении двух недель все наши с ней разговоры вертелись вокруг этой семейки. Или наркотиков. Как там сказал Норт? Все намного серьезнее, чем двое обдолбавшихся обезумевших запоздавших в развитии подростков. Видимо, мой психолог всеми силами и старалась поддерживать именно эту иллюзию. И в своей характеристике — тоже.
— Мисс Райт, мне очень жаль это говорить, — и эта туда же. Только, в отличие от декана, в ее голосе ни капли сочувствия. — Но я приняла решение о вашем отстранении от занятий. Вы мало того, что не были со мной откровенны, вы еще скрыли факт нападения, который имел место в воскресенье. До этого в четверг вам подбросили наркотики девушки из Каппы, но вы и об этом умолчали. Ваше недоверие, неприятие и замалчивание фактов свидетельствует об эмоциональной нестабильности. Лишняя психологическая нагрузка в виде грядущих аттестаций лишь усугубит состояние, поэтому для вашего же душевного здоровья я приняла единственно верное решение.