Чужая жена
Шрифт:
— Ты просто никогда никого не любил.
Он не оглядывается. Стоит истуканом, не двигается. Вся его поза пропитана напряжением. Еще секунда, открывает дверь и выходит. Усмехаюсь. У нас разные ценности и планы на жизнь. И если нам предстоит выбирать, выбор будет разным. Он выберет честь, я выберу любовь.
Я всегда выберу любимую женщину, даже если сломаю свою жизнь…
Встаю со стула. Поворачиваюсь к другой двери. Прикрываю глаза, чтобы еще раз себе напомнить, что нескоро увижу родных людей за пределами мрачных стен, что нескоро обниму Жасмин, что нескоро поцелую своего ребенка. Что
— К тебе еще один посетитель, — произносит охранник, когда я подхожу к двери. Непонимающе на него смотрю сквозь решетки.
Еще один? Кто? Жасмин? Она приехала ко мне? Сердце припадочно заходится в радостной эйфории. Я чувствую, как у меня возникает легкое покалывание в руках, от дикого желания обнять мою девочку. Еще чуть-чуть, и почувствую ее дыхание на своем лице, вытру мокрые щеки от слез. Мы вряд ли сумеем что-то толковое сказать друг другу, но это неважно. Главное, что она будет сейчас здесь. Моя родная, моя любимая, моя…
С надеждой смотрю на дверь. Она медленно открывается, я задерживаю дыхание. Радость от предстоящей встречи еще хлещет во мне, но хмурюсь. Внимательно смотрю на входящего человека. Странное чувство постепенно перебивает счастливое ожидание. Встречаемся глазами с посетителем, прищуриваюсь, еще сильнее хмурюсь. Это не Жасмин. Далеко не она.
— Здравствуй, брат, — тихо раздается в комнате.
Глава 34
— Всем встать, суд идет!
Все присутствующие поднимаются со своих мест, я в том числе. Смотрю перед собой, стараюсь не искать глазами плачущую мать. Странно, что отец разрешил ей присутствовать на суде, когда будут оглашать приговор. Наверное, хотел показать, насколько низко пал ее любимый сын. Сейчас я на него злюсь. Мне бы не хотелось видеть, как разбивается материнское сердце, как из родных глаз текут слезы отчаянья и горя.
Каждый человек, нарушивший закон, должен быть наказан. Я это понимаю и принимаю. За все время, пока шло следствие, пока отвечал одинаково на одни и те же вопросы, во мне ни разу не проснулось сомнение: а правильно ли я поступил? Конечно, правильно. На моем месте любой мужчина, любящий свою женщину, при угрозе ее жизни и жизни ребенка поступил бы точно так же. Без сожаления, без сомнения перерезал горло тому, кто посягает на дорогое и родное.
Рассчитывать на оправдание нет смысла. Могу только надеяться на то, что прокурор будет настаивать на семи годах заключения, а не на двенадцати. Все же это первое преступление, ранее я не привлекался, даже штрафы вовремя платил. Адвокат, нанятый отцом, накануне шепнул мне, что приговор можно обжаловать, а если все же не удастся, то чуть позже за хорошее поведение могут выпустить досрочно. Осталось только хорошо себя вести, но кто знает, как тебя встретят за колючей проволокой. Обижать себя точно не дам.
Голос судьи звучит фоном, я не вслушиваюсь в слова. Ищу глазами сначала маму. Она смотрит на меня. Приветливо ей улыбаюсь, всем своим видом показываю, что не нужно расстраиваться. За все надо расплачиваться. Мама прижимает к губам платок, в глазах море не
Отец смотрит холодно и отстраненно, всем своим видом демонстрируя презрение. Не удивлен. Я не оправдал его надежды и мечты. Впрочем, я никогда не был для него светом в окошке. Попытка заменить любимого Казима провалилась с треском по всем фронтам.
Мои глаза встречаются с голубыми глазами, и на душе становится тепло. Она здесь. Моя малышка. Моя любимая Жасмин. Все такая же красивая, как в первую нашу встречу. Помнит, как мы впервые увидели друг друга на моей свадьбе? Ведь именно тогда, еще не осознавая, мы попали в водоворот страсти, которая переросла в любовь.
Мне хочется ей сказать, чтобы не плакала, не смела грустить. Ее глаза такие яркие от слез, слишком яркие, никогда их такими не видел. Кусает губу, часто моргает, не плачет. Не разрешает себе плакать, держится как может. Моя смелая девочка. Все у тебя будет хорошо, малышка.
Ее рука лежит на животе. Оберегает нашего ребенка. Сегодня на ней обтягивающей джемпер, и не заметить ее положение может только слепой. Я смотрю на ее ладонь, улыбаюсь.
Все у них будет хорошо. Со мной или без меня — не задумываюсь. Не хочу думать. Пока ждал суда, пока шло следствие, Жасмин ко мне ни разу не приходила. Я не знаю причину. Мы по-прежнему с ней без связи. И вот после долгой разлуки мы видимся впервые в зале суда. Я рад и такой встрече. Будет ли она меня ждать? Будет ли писать письма? Будет ли приезжать на свидание раз в год? Не знаю. Эти вопросы страшно произносить вслух, страшно услышать ответ.
Опускаю глаза, смотрю на свои сжатые кулаки. Сегодня я, мои родные, моя любимая услышим приговор. Дело не стали затягивать на долгое время. Я свою вину признавал, не отрицал ничего, признание написал. Прокурор, мечтающий раскрыть интересное дело, заскучал уже на третьей встрече, когда понял, что никакой Санта-Барбары не будет. Вот моему адвокату пришлось потрудиться, чтобы смягчить приговор и надеяться на минимальный срок наказания.
Сколько мне дадут? Пять лет? Семь лет? Может быть, и больше. Я не задумываюсь об этом. Только одна мысль постоянно бьется в голове пойманной птицей: я не увижу, как растет малыш в животе Жасмин. Я не услышу его первый его крик. Не увижу его первую улыбку. Не услышу первый лепет. Очень много пройдет мимо меня.
Первый год — малыш перевернется, засмеется, схватит игрушку, испугается, обрадуется — без меня. Первые шаги, первые победы и поражения — без меня. Второй год, третий, четвертый… все без меня. Без моего присутствия рядом. Но рядом будет любящая мама. Мама, которая всегда поддержит, всегда поймает за руку, всегда скажет: «Ты самый лучший у меня».
— На основании изложенного суд приговорил…
Перестаю дышать. Кажется, все, кто находится в зале, не дышат, ждут окончательных слов судьи. Мельком смотрю на бедную маму, которую поддерживает за локоть отец. Перевожу взгляд на бледнеющую Жасмин. Надеюсь, ей плохо сейчас не станет. Ведь рядом с ней никого нет, кто может о ней позаботиться. Давай, солнце, крепись! Ты должна быть сильной!