Чужая жена
Шрифт:
— …признать виновным в совершении убийства по статье Уголовного кодекса…
Семь лет. Слышу сдавленный не то всхлип, не то вопль матери, шепот отца, прижимающего к себе жену. Втягиваю носом воздух, выдыхаю ртом, слегка откинув голову. Мне нужно несколько секунд, чтобы уложить в голове окончательный приговор. В зале по-прежнему стоит тишина.
— Подсудимый, вам приговор понятен?
— Да, — киваю, смотрю на судью, потом на Жасмин, которая зажимает рот ладонью и по бледным щекам текут слезы.
Не нужно плакать, малышка! Не нужно. Это на
— Дани! — надрывно кричит мать, когда конвоиры открывают дверь, чтобы меня увести из зала суда. Она умывается слезами, с тоской смотрит на меня. Качаю головой. Убиваться нет смысла, только нервы себе истреплет.
Конвоиры ждут, когда можно будет защелкнуть стальные оковы на моих запястьях. Умоляюще смотрю на отца, чтобы он увел маму отсюда, не позволил ей своим криком рвать мне душу на части. И так мне сейчас несладко. Понимаю, что причинил ей много боли, но пусть простит меня за эту боль. Подхожу к двери, протягиваю руки.
Накидываю капюшон на голову, не хочу смотреть больше по сторонам. Щелк, вот и конец. Сглатываю, храбрюсь. Я не слушаю гул вокруг себя. Адвокат спорит с прокурором. В зале присутствующие переговариваются. Я нахожу в себе силы, чтобы поднять глаза, чтобы последний раз взглянуть на Жасмин.
Она торопливо протискивается между сиденьями на выход. Она уходит, не смотрит на меня, в то время как я провожаю ее худенькую фигурку понимающим взглядом. Замирает перед дверью, словно почувствовала мой взгляд. Оборачивается, крепко сжимая дверную ручку. Ободряюще ей улыбаюсь, Жасмин не прячет глаза, не стирает слезы с лица. Зажмуривается на секунду, хватает ртом воздух.
— Я всегда буду любить тебя, — читаю по губам ее признание на азербайджанском.
Сердце болезненно сжимается в груди, мои глаза, до этого сухие до рези, наполняются предательской влагой.
— Я буду тебя ждать, — торопливо шепчет она, увидев, как один из конвоиров берет меня за предплечье и тянет в сторону другой двери, которая делит жизнь осужденного на до и после. Я оглядываюсь через плечо, но Жасмин в зале уже нет. Она ушла.
Не сопротивляюсь, когда меня уводят из зала. С улыбкой иду по коридору, уверенно смотря вперед. Страха нет. Есть надежда. И она поможет мне пережить эти семь лет.
Моя женщина меня дождется.
Эпилог
За спиной раздается лязг металла. Не сразу осознаешь, что перед тобой не серая бетонная стена, а улица, деревья, редкие проезжающие мимо машины.
Глаза щиплет, я часто моргаю, облизнув пересохшие губы. Нерешительно делаю первый шаг. Первый шаг на свободе. Солнце светит ярко, жмурюсь, останавливаюсь. Ком в горле мешает дышать.
Я на свободе.
Мысленно повторяю это вновь и вновь, пока в полной мере окончательно не осознаю реальность происходящего. Все самое худшее теперь позади. Теперь мне предстоит очень многое наверстать за все те годы, что прошли мимо меня.
Благодаря адвокату, который был нанят моим отцом, мне уменьшили срок. Каренин Виктор Петрович не зря получал большие гонорары за работу. Он заставил суд пересмотреть дело, полностью раскрыл личность Орлова. Оказывается, покойный муж Жасмин имел небольшие
За примерное поведение, за трудолюбие, за то, что не вступал в конфликты с администрацией колонии, суд удовлетворил ходатайство, и срок пребывания в заключении мне уменьшили. И вот этот день настал. Меня выпустили на два года раньше.
Рад? Конечно. Безумно рад. Я теперь смогу обнять родных и любимых людей, держать их в крепких объятиях и не отпускать. Самое главное, что на свободе меня ждали. Ждала моя семья.
Отец не смягчился, не сменил гнев на милость. Но в глубине души, скорее всего, скрепя сердце простил за то, что не оправдал его надежды. Иначе его поступок не объяснить: он нанял самого лучшего адвоката. Я ему за это благодарен, но один вопрос никак не дает мне покоя по сей день. Я очень хочу его озвучить, глядя отцу в глаза. И знаю, ответ возможен после откровенного разговора по душам. Только вот состоится ли эта беседа когда-нибудь — без понятия. Я хочу спросить его о человеке, который пришел ко мне после нашего свидания, когда я находился под следствием.
Мама порывалась чуть ли не каждый месяц ездить ко мне, навещать. Я строго-настрого запретил ей это делать. Не хотел, чтобы она видела и запомнила меня преступником.
С Беллой развелся без особых проблем. Мы после моего заключения под стражу ни разу так и не увиделись. Знаю от матери, что она бросила университет в Москве и уехала в Питер. Ее отец до сих пор общается с моим отцом. Друзьями их сейчас сложно назвать, скорее, хорошие деловые партнеры.
Жасмин. При мысли о ней мое сердце переполняется невообразимой нежностью и любовью. Годы, проведенные в неволе, сделали меня немного черствым, сдержанным и отстраненным, но я по-прежнему безумно люблю ее. И дорожу своей женщиной. Своей женой.
Через полтора месяца после суда я и Жасмин заключили брак. Не было никакого торжества, свадебного платья, букета для невесты, толпы гостей. Были мы, госслужащая, которая выдала нам свидетельство о браке, и трое сотрудников колонии. Кольцами обменялись, потом я отдал обручалку уже своей жене, не положено мне в тюрьме носить какие-либо украшения. После «свадьбы» нам предоставили длительное свидание. Встречаться со мной имели право только очень близкие родственники. Это стало решающим фактором для меня и Жасмин пожениться, для того чтобы иметь хоть мизерную возможность видеться. Именно поэтому она не могла прийти ко мне на свидание в первые дни, когда я находился под стражей. Ее просто не пускали. Аргумент «люблю» юридически не действует.
У нас родился здоровый сын. Жасмин назвала его Казимом. Я был не против. Впервые увидел своего мальчика на фотографии, получив ее в обычном белом конверте.
Как бы безумно мне
Я скучал, тосковал, до дыр пересматривал фотографии. Считал дни, когда увижу своего ребенка. Я знал, что однажды крепко его обниму, прижму к своему сердцу.