Чужеземные тропы, незнакомые моря
Шрифт:
Свой план Магеллан строил на том, что на юге Американского континента должен существовать морской проход, открывающий дорогу на запад. Некоторые торопливые картографы даже нанесли этот теоретический водный путь из Атлантики в Южное море, которое видел Бальбоа, на свои карты и глобусы [230] . Но это были лишь шаткие предположения. Магеллану предстояло на деле доказать, что такой проход действительно существует. Экспедиция состояла из пяти плохо оснащенных маленьких кораблей; но и для такого скромного предприятия Карлу V пришлось сделать денежный заем. «Сан-Антонио» со своими 120 тоннами водоизмещения при длине в 30 метров и ширине 10 метров был самым большим судном экспедиции. «Консепсьон», «Виктория», «Сант-Яго» и адмиральское судно «Тринидад» были на 5–10 метров короче. Для сравнения можно сказать, что водоизмещение нынешней речной баржи больше, чем водоизмещение любого судна экспедиции Магеллана.
230
В 1502 году Америго Веспуччн в своем плавании вдоль берегов Южной Америки достиг предположительно 50° го. ш. и открыл устье реки Ла-Платы, которую ошибочно он, да и многие другие последующие мореплаватели—Висенте-Яньес Пинсон, Солис—1508 год, 1516 год (кстати, Солис, как и Веспуччи, разрабатывал проект поисков юго-западного пути в Азию, который удалось осуществить Магеллану), — принимали за пролив. Якобы такой пролив видел на глобусе Бехайма (1492), на глобусах Шеннера (1515 и 1520), ошибочно принимаемых за глобусы Бехайма, сам Магеллан. Однако данные Шеннера основывались на предположении, а не на действительных фактах. Таким образом, идея Магеллана пройти в Азию через юго-запад Американского континента, как мы видим, имела своих предшественников.
С 265 смелыми моряками, большей частью испанцами, маленькая эскадра, гордо именовавшаяся армадой, 20 сентября 1519 года вышла из севильскои гавани Сан-Лукар де Баррамеда и взяла курс в Атлантику. Корабли дошли до места, близ которого в наше время находится Рио-де-Жанейро, и продолжили путь на юг, вдоль берегов Южной Америки.
10 января 1520 года эскадра подошла под 34°40' ю. ш. к устью Ла-Платы, которое многие из мореходов не раз ошибочно принимали за проход в Южный океан. Но Магеллан первый доказал, что это только громадное устье реки, потому что обнаружил место, где пресная вода смешивалась с соленой водой из моря.
Продолжая путь на юг, корабли достигли, наконец, совершенно незнакомых вод и собирались плыть все дальше и дальше, пока 31 марта холод не заставил путешественников зазимовать у берегов Патагонии; то была первая зимовка в истории исследования Земли…
Сыны солнечной Испании очень страдали от непривычно сурового климата, и
231
Зимовка «армады» Магеллана и бунт, чуть было не приведший к концу первую кругосветную экспедицию, происходили в гавани Сан-Хулиан (Св. Юлиан) под 49°30' ю. ш., то есть всего лишь в 2°30' к северу от входа в знаменитый — ныне Магелланов — пролив.
Пролив сужался все больше и больше, нависшие скалы уже поднимались на высоту 2000 метров. Казалось, из этого тупика нет выхода. Высланные вперед шлюпки нашли, наконец, проход в лабиринте протоков и ущелий, и, когда капитан-генералу доложили, что с горы видно безбрежное море, он заплакал от радости.
Не все вынесли трудности плавания — посланный в разведку «Сан-Антонио», обильно снабженный провиантом, воспользовался случаем и дезертировал в Испанию.
27 ноября скалы окончательно отступили, и глазам моряков открылась необозримая, спокойная водная гладь, которую Магеллан позже назвал М#г Pasifico — Тихим океаном [232] .
232
На своем пути от Огненной Земли до Филиппин три оставшихся корабля Магеллана не встретили ни одной бури, и навигационная обстановка была исключительно благоприятной. Так, примерно до 30° ю. ш. армада шла на север и северо-запад в водах холодного Перуанского течения, затем, вступив в полосу юго-восточных пассатов, вошла в Южное Пассатное течение. Это был наиболее выгодный курс, который мог предложить отважному мореходу океан, все европейские мореплаватели придерживались его на протяжении 250 последующих лет. Не удивительно, что, пораженный таким везением, Магеллан дал ему название Mar Pasifico — Спокойное, или Мирное, море. Принятое в Англии, это название стало международным; на русский язык переведено как Тихий океан.
Описание дальнейших событий этого смелого кругосветного рейда мы позаимствуем из корабельного журнала итальянца Антонио Пигафетты [233] . Он участвовал в экспедиции и был одним из тех немногих, кто благополучно возвратился на родину. Пигафетта без особых эмоций, как объективный репортер, регистрировал все драматические перипетии плавания. Он поставил себе задачу увидеть как можно больше и рассказать обо всем интересном своим современникам. Этот документ поучителен и в наши дни не только потому, что рассказывает о давно минувших событиях, но и потому, что он наглядно раскрывает духовный мир людей того времени. Возвещая христианское учение, они мнили себя неизмеримо выше туземцев и в то же время без всякого зазрения совести зверски уничтожали целые народы.
233
Антонио Пигафетта — летописец экспедиции Магеллана. Итальянец А. Пигафетта, или Антонио Ломбардо, как называли его спутники по плаванию, родился в Виченце около 1490 года, с 1518 года состоял в свите папского нунция, посланного Львом X в Барселону к королю Карлу V. Узнав о плавании, добился своего участия в нем как сверхштатный резервист. Вернувшись в 1522 году в Испанию, он торжественно вручил дневник экспедиции Карлу V. К сожалению, этот ценный документ затем был утерян. Позже, в Италии, по просьбе папы Климента VII и великого магистра Мальтийского ордена он изложил вторично историю плавания, но уже в сокращенном варианте. Копни этого отчета дошли до наших дней (сейчас две из них хранятся в Национальной библиотеке в Париже, итальянский текст — в библиотеке имени Амвросия города Милана).
28 ноября 1520. «…мы выбрались из этого пролива и погрузились в просторы Тихого моря. В продолжение трех месяцев и двадцати дней мы были совершенно лишены свежей пищи. Мы питались сухарями, но то уже не были сухари, а сухарная пыль, смешанная с червями, которые сожрали самые лучшие сухари. Она сильно воняла крысиной мочой. Мы пили желтую воду, которая гнила уже много дней. Мы ели также воловью кожу, покрывающую грот-грей, чтобы ванты не перетирались; от действия солнца, дождей и ветра она сделалась неимоверно твердой. Мы замачивали ее в морской воде в продолжение четырех-пяти дней, после чего клали на несколько минут на горячие уголья и съедали ее. Мы часто питались древесными опилками. Крысы продавались по полдуката за штуку, но и за такую цену их невозможно было достать.
Однако хуже всех этих бед была вот какая. У некоторых из экипажа верхние и нижние десны распухли до такой степени, что они не в состоянии были принимать какую бы то ни было пищу, вследствие чего и умерли. От этой болезни умерли 19 человек…»
Январь 1521. «За эти три месяца и двадцать дней мы прошли четыре тысячи лиг (12 800 морских миль), не останавливаясь, поэтому Тихому морю. Поистине оно было весьма мирным, ибо за все это время мы не выдержали ни одной бури. Кроме двух пустынных островков, на которых мы нашли одних только птиц да деревья и потому назвали их Несчастными Островами (Isola Infortunata), мы никакой земли не видели. Мы не находили места, куда бы бросить якоря, и видели около них множество акул. Первый из островов лежит под 15° ю. ш., а другой под 9° (остров получил названием Isola de Tiburones — «остров Акул», его открыли 4 февраля 1521 года. — Прим. ред.). Я глубоко уверен, что путешествие, подобное этому, вряд ли может быть предпринято когда-нибудь в будущем!»
Март 1521. «…Мы нашли под 12° широты и 146° долготы в среду, 6 марта, небольшой остров в северо-западном направлении и два других — в юго-западном (первый из островов был остров Гуам. — Прим. ред.). Капитан-генерал намеревался было сделать стоянку около большого острова, чтобы запастись свежей водой, но не мог выполнить своего намерения потому, что жители этого острова забирались на корабли и крали там все, что было под руками, мы же не могли защититься от них. Наши решили было уже спустить паруса и высадиться на берег, но туземцы весьма ловко похитили у нас небольшую лодку, прикрепленную к корме флагманского судна. Тогда капитан-генерал в гневе высадился на берег с 40 или 50 вооруженными людьми, которые сожгли 40–50 хижин вместе с большим числом лодок и убили семерых туземцев. Он забрал свою лодку, и мы тотчас же пустились в путь, следуя по тому же направлению…» [234]
16 марта. «В субботу, 16 марта 1521 года, поутру, мы подошли к возвышенной местности на расстоянии 300 лиг (960 морских миль) от Разбойничьих островов, то был остров Самаль (Самар Филиппинских островов). На следующий день капитан-генерал решил для большей безопасности высадиться на другом необитаемом острове, расположенном справа от вышеупомянутого, и там запастись водой и отдохнуть немного…
В понедельник, 8 марта, под вечер мы заметили приближающуюся к нам лодку с 9 туземцами… Поэтому капитан-генерал приказал повернуть на запад, где тоже виднелся небольшой остров. Этот не был населен…»
4 апреля. «Мы пробыли тут семь дней, по истечении коих взяли курс на северо-запад, миновав пять островов, а именно: Сейлани, Бохол, Каниган, Байбэй, Гатиган» [235] .
7 апреля. «…мы вступили в гавань Себу. Более двух тысяч вооруженных копьями и щитами туземцев прибежали на берег, чтобы Посмотреть на наши корабли; очевидно, они никогда ничего подобного не видели. Главнокомандующий послал одного из наших молодых людей с переводчиком послами к королю Себу. Король через своего министра спросил переводчика, с какой целью мы прибыли. Тот ответил, что господин командующий флотилией состоит капитаном на службе могущественнейшего монарха на земле, а целью путешествия является Молукку. Тогда король пригласил нашего командующего к себе, но велел предупредить его, что все входящие в гавань в торговых целях суда должны сначала платить королю пошлину» [236] .
9 апреля. «Во вторник утром властитель Масавы (соседнего острова) пришел на корабль в сопровождении мавра. Он приветствовал капитана от имени властителя (Себу) и сообщил, что тот занят сбором продовольствия в таком количестве, в каком только его возможно собрать, чтобы дать ему, и что после обеда он пришлет сюда своих племянников и двух других из своих начальников на предмет заключения мира.
После обеда племянник властителя, его наследник, пришел на корабль вместе с властителем Масавы, мавром, правителем, начальником охраны и восемью другими начальниками для заключения с нами мира. Капитан-генерал принял их…»
12 апреля. «В пятницу мы показали им нашу лавку, полную товаров, что привело их в крайнее изумление. Они давали нам золото в обмен на чугун и прочий крупный товар. За другие товары они давали нам рис, свиней, коз и прочие предметы продовольствия. За 14 фунтов железа они давали нам 10 слитков золота, причем каждый слиток был ценою в 11/2 дуката. Капитан-генерал отказывался от большого количества золота, так как среди нас находились такие, которые готовы были отдать все, что у них было, за небольшое количество золота и тем самым могли бы погубить навсегда нашу торговлю».
14 апреля. «Так как король обещал нашему главнокомандующему принять христианскую религию, то эту церемонию назначили на 14 апреля… После многих благочестивых приготовлений главнокомандующий взял короля за руку и повел его на помост. Вместе с ним там же окрестили правителя с Мацауа, принца-племянпика, мавританского купца и еще 500 человек. После обеда мы снова сошли с нашим священником на берег, чтобы окрестить королеву и других женщин». (Здесь и далее в целях сокращения следуют выдержки из «Дневника» Антонио Пигафетты. — Г. Е.)
15–21 апреля. «До конца недели были крещены все жители Себу и соседних островов. Но на одном из них оказалась деревня, жители которой не пожелали подчиниться ни нам, ни королю. Они были язычниками, и мы сожгли эту деревню, а на том месте водрузили крест».
22–26 апреля. «Остров Мактан, на котором стояла сожженная нами деревня Булайя, находится недалеко от острова Себу. Магеллан предупредил короля Мактана, что сожжет все его селения, если тот немедленно не признает верховную власть короля Себу, подчиниться которому он до сих пор отказывается. Кроме того, Магеллан потребовал дань в свою пользу: три козы, три свиньи, три клади риса и три клади гречихи».
26 апреля. «Зула, один из вождей на Мактане, прислал сегодня со своим сыном две козы и велел передать, что он не виноват в том, что посылает не все. Виноват другой вождь, Силапулапу, не признающий короля Испании…»
27 апреля. «…Мы отправились в полночь. Нас было 60 человек в латах и шлемах. За нами следовали недавно окрещенные король, принц и несколько вождей с Себу. Когда мы приплыли к Мактану, до рассвета оставалось еще три часа. Наш главнокомандующий решил наступления еще не начинать. Он высадил на берег мавританского купца и велел ему передать Силапулапу, что если тот признает верховную власть Испании и подчинится христианскому королю острова Себу, а также уплатит дань, то его будут считать другом. В противном случае он почувствует силу наших копий. Однако островитяне не дали себя запугать угрозами. Они ответили, что у них тоже имеются копья, если даже это только заостренные трубки тростника и закаленные в огне палки. Мы дождались наступления дня. Наши шлюпки не могли из-за рифов и отмелей подойти к самому берегу. И поэтому 49 наших людей вошли по пояс в воду; остальные же 11 человек остались прикрывать шлюпки.
Против нас тремя группами стояло более 1500 островитян. Со страшным криком все они одновременно
Чтобы рассеять их и внушить страх, Магеллан приказал некоторым из нас поджечь хижины. Но при виде огня они еще более рассвирепели и стали еще более кровожадны. Ярость, с какой они нападали на нас, возросла; нам показалось, будто их стало больше. Отравленная стрела пронзила ногу генерал-капитана; он тотчас приказал нам медленно и осторожно отступать. Но большинство наших людей обратились в беспорядочное бегство, так что рядом с Магелланом нас осталось всего семь или восемь человек. Продолжая непрерывно сражаться, мы отступали, и скоро, отойдя на расстояние арбалетного выстрела, оказались по колено в воде. Преследовавшие нас по пятам островитяне целились главным образом в главнокомандующего и два раза сшибли у него шлем с головы. Но, как настоящий рыцарь, он продолжал сражаться. Этот неравный бой продолжался больше часа, и так как Магеллан не пожелал дальше отступать, то одному островитянину удалось кончиком копья ранить его в лицо. Главнокомандующий тотчас пронзил противника своим копьем и сделал попытку обнажить меч. Но, так как правая рука была сильно поранена, он смог вытащить меч из ножен только до половины. Тогда островитяне все вместе набросились на него. Капитан получил такой сильный удар саблей по ноге, что упал навзничь. В ту же минуту противники ринулись на него с копьями и саблями. Так он погиб, наш верный вождь, наш светоч, наша опора. Мы увидели, что он умер, но гак как все были тоже изранены, мы бросились к шлюпкам, которые были уже готовы отчалить. Своим спасением мы тоже обязаны нашему главнокомандующему, потому что в последний момент все островитяне скопились возле него. Слава Магеллана переживет его смерть. Его украшали все добродетели. В минуту величайшей опасности он проявлял непоколебимую стойкость. На море он добровольно подвергал себя большим ограничениям, нежели матросы. Он владел искусством судовождения и разбирался в морских картах лучше, чем кто-либо. Это подтверждается тем, что ни у кого не хватило столько ума и отваги, чтобы обойти вокруг почти всю землю, как это сделал он».
28–30 апреля. «Четыре человека, находившиеся по торговым делам в городе, как только услыхали о смерти главнокомандующего, немедленно заставили вернуть все товары на корабли. Вместо погибшего вождя мы избрали двух начальников, а именно португальца Дуарте Барбозу, командовавшего «Тринидадом», и испанца Жуана Серрано — капитана «Консепсьона».
1 мая. «Сегодня христианский король дал знать обоим командирам, что он приготовил подарки для короля Испании. Он пригласил их с несколькими провожатыми отобедать у него, чтобы вручить им подарки. Барбоза принял приглашение, хотя капитан Серрано обратил его внимание на то, что в настоящее время рискованно покидать корабли. Но Барбоза решил идти, и Серрано, чтобы не показаться трусом, первым прыгнул в шлюпку. Таким образом, приглашение приняли 24 человека. Меня не было с ними, потому что из-за ранения копьем сильно опухло лицо. Едва наши люди вошли в хижины, как мы услышали крики и стоны. Мы немедленно подняли якоря и, подойдя ближе, открыли по хижинам огонь из пушек. Но товарищей уже нельзя было спасти…»
1 мая. «Нас осталось слишком мало, чтобы укомплектовать экипажи всех трех кораблей. Так что главным образом по этой причине, а не только потому, что мы потеряли вождя и так много товарищей, мы решили сжечь «Консепсьон». Мы избрали верховным главнокомандующим флотилии Жуана Лопеша Карвалью,онже остался капитаном «Тринидада» (с экипажем из 65 человек). А капитаном «Виктории» (с командой из 48 человек) мы избрали главного альгвасила (судью флота) — Гонсало де Эспиноза…» [237]
29 июня. «Пройдя 10 лиг (32 морские мили) к юго-западу от острова Пулаоана, мы увидели остров Борнео…»
1 августа. «После разных приключений как на этом богатом острове, так и при роскошном дворе мавританского короля мы повернули обратно, чтобы отыскать подходящее место для ремонта кораблей. На «Виктории» образовалась сильная течь, а «Тринидад» едва не затонул во время шторма».
15 августа. «Наконец мы нашли удобную гавань для ремонта кораблей и назвали ее гавань Св. Марии Августовской…»
Сентябрь 1521. «Когда на кораблях все было готово к отплытию, мы решили лишить Жуана де Карвалью звания, потому что он не соблюдал королевских инструкций. Вместо него генерал-капитаном всей армады был единодушно избран Гомес де Эспиноза (капитан «Тринидада»). Капитаном «Виктории» был назначен баск Хуан Себастьян Эль-Кано…»
234
Эта карательная экспедиция произошла на Марианских островах (так они именуются с 1668 года). Магеллан назвал их вначале островами Латинских Парусов, увидев у жителей каноэ с треугольными, или латинскими, парусами. Впоследствии он назвал острова Разбойничьими (Ladrones) за то, что их жители проявили полнейшее неуважение к «священному» принципу частной собственности, показав свою полную неосведомленность в нормах испанского уголовного права. У жителей Марианских островов только начинал складываться родовой строй и все достояние племени было общим, поэтому, охотно давая чужеземцам то, в чем они нуждались, они сами без спроса брали на кораблях любые диковинные для них вещи, за что жестоко поплатились.
235
Это острова Лейте, Бохол, Канигао, северная часть острова Лейте и, возможно, Апит или Гимукитан.
236
Здесь Э. Раквитц не цитирует подлинник Пигафетты, а лишь дает краткий пересказ документа.
237
Оба они стали руководить экспедицией после подлого предательства, когда они бросили на произвол судьбы раненого Жуана Серрано — сторонника и единомышленника Магеллана. Вот что пишет об этом Пигафетта: хитрые Эспиноза и Карвалью, почуяв недоброе, поспешили покинуть прощальный пир у правителя Себу. Увидев на берегу раненого Серрано, который просил взять его на корабль, уплатив выкуп — два ружья и два бахара меди, помимо полотна и тканей, — «…Жуан Карвалью, его благодетельный товарищ, запретил шлюпке подойти к берегу, и поступил он так с целью, чтобы они одни (Карвалью и Эспиноза) остались хозяевами на кораблях. И, несмотря на то, что Жуан Серрано, плача, молил его не поднимать так быстро паруса, так как туземцы убьют его… мы тут же отбыли». Сразу же Карвалью, как старший по чину, был объявлен начальником экспедиции, а капитаном «Виктории» избран Эспиноза.
После двухмесячного плавания вокруг Малайского архипелага оба корабля, наконец, дошли до вожделенных островов пряностей.
6 ноября. «Сегодня мы увидели четыре сравнительно высоких острова. Лоцман сказал, что это Молуккские острова. Тут мы все возблагодарили господа и от радости дали залп из всех наших пушек. Можно понять нашу огромную радость, если принять во внимание, что из-за этих островов мы целых 27 месяцев без двух дней кружили по морям и объездили бесчисленное множество островов»,
8 ноября. «Мы вошли в гавань молуккского острова Тадоре».
Этот остров показался испанцам наиболее богатым пряной гвоздикой — самой дорогой специей тогдашнего цивилизованного мира. Да и раджа острова слыл самым гуманным и мудрым на всем архипелаге.
9 ноября. «На следующий день на корабль прибыл в пироге с визитом раджа. Он сидел под шелковым зонтиком, и возле него стоял один из его сыновей со скипетром в руках и двое слуг, каждый с золотым сосудом, наполненным водой, в которой король мыл руки… Раджа заявил, что он и его подданные желают навеки быть верными друзьями и вассалами короля Испании…» [238]
12 ноября. «Раджа приказал соорудить сарай для наших товаров. Мы доставили туда все наши предназначенные для обмена товары и выставили охрану из четырех человек. Было установлено определенное соотношение между стоимостью наших товаров и стоимостью пряной гвоздики. В дальнейшем обмен должен был производиться следующим образом: за каждый бахар (406 фунтов) гвоздики мы обязаны были давать
10 локтей красного сукна, или
15 локтей желтого сукна, или
35 стаканов, или
50 ножниц, или
40 шапок, или
3 барабана».
25 ноября. «И в самом деле, уже в понедельник нам принесли 791 гатхил (около 900 килограммов пряностей). Так как гвоздика — самый ценный продукт этого острова — в тот год была очень урожайной и, кроме того, занимала мало места, то мы загрузили наши корабли главным образом гвоздикой».
18–19 декабря. «Уже с утра все было готово к отъезду. «Виктория» первая подняла якорь и скоро вышла в открытое море, где она остановилась, поджидая «Тринидад». Но на «Тринидаде» возникли серьезные затруднения при подъеме якоря. К тому же матросы обнаружили в днище корабля сильную течь. Тогда «Виктория» возвратилась и снова бросила якорь на старом месте».
20 декабря. «Мы договорились о том, что капитан Себастьян Эль-Кано [239] поведет в Испанию одну только «Викторию», в обход Индии (то есть подальше от португальских берегов) и Далее мимо мыса Каттигара и мыса Доброй Надежды. Было также решено, что, как только «Тринидад» будет проконопачен, Гонсало де Эспиноза поведет судно назад, к Панамскому перешейку, там разгрузит его, посуху перевезет груз в Северное море (Атлантический океан) и таким путем доставит его в Испанию»,
21 декабря. «Виктория» под командой Эль-Кано оставила Молуккские острова с экипажем в 47 человек, 13 индийцами и ценным грузом, состоявшим из 600 центнеров пряной гвоздики, корицы и мускатного ореха».
238
За восемь месяцев до прибытия экспедиции Магеллана здесь умер Франсишку Серрано, брат Жуана Серрано, брошенного на произвол судьбы на острове Себу, — близкий друг Магеллана. Во время пребывания на острове Тадор Франсишку Серрано вел оживленную переписку с Магелланом, и последний использовал его письма, чтобы доказать Карлу V целесообразность экспедиции к Молуккским островам через Южное море.
239
Испанец-баск Хуан Себастьян Эль-Кано (штурман на «Консепсьоне») — участник испанского мятежа в бухте Сан-Хулиан, — несмотря на то, что он навел пушки на адмиральский корабль, был прощен Магелланом. Эль-Кано довел единственный корабль экспедиции «Викторию» до места назначения. С его именем связывают пропажу дневников Магеллана, которые он, очевидно, уничтожил, опасаясь, что до короля дойдет правда о событиях в бухте Сан-Хулиан.
11 февраля 1522. «Сегодня ночью мы отошли от острова Тимер и, опасаясь португальцев, миновали Суматру, оставив ее справа от нас».
18–19 мая. «Чтобы обойти мыс Доброй Надежды, мы поднялись до 22° на стороне Южного полюса. Во время этого плавания постоянные западные и северо-западные штормовые ветры со страшной силой дули нам навстречу так, что мы вынуждены были на целых девять недель приспустить паруса…»
2–8 июля. «Полных два месяца, без отдыха, мы непрерывно плыли на север, и за это время 21 человек скончался от голода. С тех пор как мы пять месяцев назад отплыли из Тимора, мы, опасаясь короля Португалии, нигде не сходили на берег. Во всех его владениях были приняты меры, чтобы захватить нашу армаду и, таким образом, лишить его величество нашего короля возможности когда-либо о ней что-либо услышать. Но крайняя нужда в провианте в конце концов заставила нас пристать к островам Зеленого Мыса».
9 июля. «Мы дошли до островов Зеленого Мыса и бросили якорь у острова Святого Якова. Так как мы находились там на враждебной территории, то осторожности ради дали знать через людей, ушедших в шлюпке на берег за провизией, будто бы мы ошибочно уклонились от курса…»
10 июля. «Чтобы проверить, правильно ли мы вели наши дневники, мы запросили на берегу, какой нынче день недели. Нам ответили: четверг. Это показалось нам странным, потому что по нашим расчетам была только среда. Позже мы узнали, что разница возникла из-за того, что мы все время шли на запад вслед за солнцем и обошли всю Землю».
6 сентября. «В субботу, 6 сентября, мы, наконец, вошли в бухту Сан-Лукар. Из 60 человек, составлявших команду в день отъезда с Молуккских островов, остались в живых только 18 человек, и они были большей частью больны».
7–8 сентября. «Высланная нам навстречу баржа доставила хлеб, мясо, дыни, а также 15 человек, чтобы привести судно в гавань Севильи, потому что команда и капитан Эль-Кано были больны и совершенно обессилены. В понедельник мы бросили якорь в Севилье и дали залп из всей нашей артиллерии. Со дня нашего отъезда из залива Сан-Лукар до нашего возвращения мы прошли по нашим расчетам 14 460 лиг (40 270 морских миль) и, таким образом, совершили путешествие вокруг света, плывя с востока на запад.
На этом записи итальянского летописца экспедиции Магеллана заканчиваются. 54 человека из команды оставшегося у Молуккских островов «Тринидада» пытались добраться до Испании восточным путем через Тихий океан. Но, несмотря на упорные попытки, этот план не удался из-за непрерывных встречных ветров и течений, которые в свое время так помогли Магеллану. Только четырем с этого корабля суждено было после долгих приключений добраться до Испании через Индию. Вместе с 60 членами команды дезертировавшего «Сан-Антонио» из экспедиции возвратились только 94 человека. Остальные 171 человек так никогда и не увидели родных берегов. Не удивительно, что оставшихся в живых на «Виктории» в Испании встретили как героев.