Чужие дети
Шрифт:
Лиз выпрямилась:
— Это Дейл…
Бейзил казался совершенно безразличным. Он положил свой подбородок на край стола и звучно мурлыкал, глядя на масло.
— Она поет, — громко сказала Элизабет от удивления. — Она проснулась и обнаружила себя именно там, где хотела быть, и теперь она поет. Из чувства торжества.
Бейзил выпустил огромные когти на стол, рядом со своей мордой. Элизабет встала позади кота на колени. Она опустила лоб к густому меховому рокочущему боку.
— Я не могу этого вынести, не могу. —
С удивительно гибким проворством Бейзил прыгнул со стула на стол. Элизабет подпрыгнула и схватила его.
— Нет…
Он не вырывался. Кот лег спокойно ей на руки, внимательно посмотрел на нее большими желтыми глазами и начал мурлыкать. Лиз опустила лицо к мягкому пятнистому кошачьему животу.
— Что, — прошептала она, — я собираюсь делать?
— Дорогая, — сказал Том от дверей.
Лиз посмотрела наверх. Бейзил легонько развернулся в ее руках и спрыгнул назад на стул.
— Ты готова? — спросил Том Карвер. — Мы сейчас идем?
Часовня стояла на боковой улице на севере городка, ютясь на холме между коротким рядом магазинов и террасой домов, переделанных, по большей части, под квартиры. Перед ней, отделенный от улицы железной оградой и закрытыми воротами, находился прямоугольник неухоженной травы. Позади и в стороне от часовни, как сказал Том, и было то, что так привлекало покупателей — пространство земли, которую странная секта предназначила для своего собственного частного кладбища. Могилы расположили так, что они напоминали спицы колеса вокруг неоклассического монумента для отца-основателя секты. Эти планы никогда не были воплощены. Все деньги выкачали у аристократической леди-благотворительницы, а чтобы заменить ее, новый услужливый источник не отыскался. Постепенно секту распустили, отец-основатель исчез во Франции, прихватив с собой двух самых хорошеньких мальчиков-прислужников и все оставшееся добро. А пространство возле часовни было заброшено и постепенно занято ольхой и котами и Иван-чаем.
У часовни были красивые двойные двери под величественным порталом с фронтоном. Том вставил ключ в замок и повернул его.
— Вот.
Элизабет вгляделась. По обеим сторонам были окна до пола, вторая их лента бежала вверх к великолепным серым стенам галереи. Пространство нефа оказалось пустым, за исключением обломков досок и маленькой кучки просмоленных скамеек возле возвышающейся роскошной с резными вставками кафедры.
Лиз прошла вперед, ее шаги гулко раздавались на пыльном и засыпанном обвалившейся штукатуркой полу.
— Она великолепна.
— Я думал, что ты так и скажешь.
— Разве это уже не почти готовый дом?
Том потянул ей чертеж:
— Вот что они хотят.
Она прислонилась к спинке одной из просмоленных скамеек.
— Ты испытываешь восхищение каждый раз, когда получаешь новый заказ
Том прошел мимо нее и похлопал с видом профессионала по вставке кафедры.
— Не так часто, как я делал.
— Потому что по-прежнему хочешь быть врачом?
— Думаю, это слишком свободная интерпретация.
Элизабет плавно скользила руками взад и вперед по спинке скамьи. За этим жестом скрывалось раздумье, не предвещающее ничего хорошего.
— Том.
Он не обернулся, стоя возле кафедры.
— Да?
— Я не могу выйти за тебя замуж.
Том наклонился вперед и прижался лбом к кафедре, одной рукой держась за панельную обшивку.
— Ты знаешь почему, — сказала Элизабет.
Наступила долгая, мучительная пауза, и затем Том невнятно произнес:
— Я предупреждал тебя о Дейл.
Лиз сложила руки вместе на спинке скамьи и смотрела на них какое-то время. Потом посмотрела вверх, на Тома.
— Да, — сказала она. — Ты предупреждал. Ты говорил, что не надо ей предлагать мой дом. Предупреждал, что она может попытаться подавить меня и нас. Но… — Лиз замолчала и потом очень мягко сказала:
— Ты никогда не предупреждал меня, что ничего не будешь делать, чтобы остановить ее.
Том очень медленно отвернулся от кафедры и встал лицом к ней.
— Я люблю тебя, — сказал он.
Лиз утвердительно кивнула.
— Я не знал, — проговорил он, — и никогда не осмеливался надеяться, что смогу полюбить кого-то так сильно. Но — полюбил. Я люблю тебя. Думаю, больше, чем когда-либо любил какую-нибудь другую женщину.
Элизабет печально сказала:
— Я верю тебе…
— Но Дейл…
— Нет, — сказала Лиз. — Нет, не Дейл. Ничего не говори больше о Дейл. Ты знаешь о дочери, Том. Ты знаешь…
Он слегка прошел вперед и встал на колени на скамейке вдали от Лиз, но лицом к ней.
— А как же Руфус?
Элизабет закрыла глаза.
— Не надо…
— Ты разобьешь ему сердце…
— И себе…
— Как ты можешь? — Том неожиданно закричал. — Как ты можешь позволить этой единственной причине оказывать на себя такое влияние?
— Это не единственная причина, — уверенно ответила Элизабет. — Она основная и накладывает отпечаток на все. И ты знаешь это. И этот отпечаток будет отражаться на будущем.
— Ты обвиняешь меня?
Лиз посмотрела на него.
— Думаю, я понимаю кое-что в твоих действиях, но думаю, что никто не может изменить положение дел, кроме тебя.
Он наклонился в ее сторону, через спинку скамьи. На лице Тома отразилась внутренняя борьба.
— Я хочу изменить положение вещей.
— Как?
— Мы переедем, сделаем то, что ты хотела — другой дом, другой город, даже заведем ребенка. Мы начнем все с начала, создадим расстояние, физическое расстояние между нами и прошлым…