Чужие дети
Шрифт:
Элизабет глубоко вздохнула.
— Да.
— И мы преувеличиваем злобу мачехи, чтобы оправдать себя перед обществом за наше несправедливое отношение.
Лиз перевернулась и села, обняв руками колени и прислонившись плечом к плечу отца.
— Я считаю все это очень убедительным.
— Правда?
— Да, — сказала она. — Если не считать того, что я тут же подумала об исключении из правил.
— И о ком же ты подумала?
— О
— О, моя дорогая…
— Знаешь, когда происходит что-то, подобное этому, причиняющее нестерпимую боль и печаль, ты начинаешь спрашивать себя: «Это ли самое худшее? Это самый мрачный час? Это дно глухой шахты?»
— Верно.
Она слегка подвинулась.
— Я спрашивала себя об этом всю прошлую ночь. И полагаю, буду делать это все ночи. И я продолжаю удивляться себе… Ведь, как бы ужасно это ни было, самому худшему, еще предстоит произойти. — Она закрыла лицо руками и произнесла шепотом:
— Я еще должна поговорить с Руфусом.
Паб был полон. Половина гостей вышла на тротуар и отдыхала на солнышке, прислонившись к припаркованным машинам. Они сидели друг у друга на коленях на немногочисленных стульях, которые оказались там. Том увидел Лукаса почти сразу. Сын был выше, чем большинство людей. Он стоял на некотором расстоянии возле бара и протягивал двадцатифунтовую купюру над головами людей перед ним.
— Джин и тоник? — спросил он у отца, почти не поворачивая к нему голову.
— Двойной, — сказал Том.
Люк посмотрел на него.
— Двойная порция для паба — ничего страшного, — проговорил отец.
— Два двойных джина и два тоника, — громко сделал Лукас заказ бармену.
— Я думал, ты пьешь водку…
— Подобно тебе, — сказал сын, — я теперь ничего не пью. В любом количестве.
— Это так типично для тебя, — ответил Том, — чтобы внушить симпатию…
Сын снова посмотрел на него.
— Боюсь, дело не в симпатии.
Бармен поднял вверх два бокала с джином и две бутылки с тоником, держа их за горлышко.
— Лед?
— Нет, благодарю.
— Лимон.
— Пойдет.
— Я отнесу их куда-нибудь, — сказал Том, — пока ты получаешь сдачу.
Он взял бокалы и бутылки у бармена и, держа их высоко над головой, стал прокладывать себе путь вперед — в темноту в конце паба. Там стояли низкие скамьи в углу под зеркальной рекламой желто-зеленого цвета с тщательно вырисованными буквами в стиле «арт декор».
— Почему мы не могли встретиться дома? — спросил Лукас, присоединяясь
Том протянул ему бокал и бутылку с тоником.
— Ты знаешь, почему.
— Она не на работе?
— Она взяла эту неделю за свой счет.
— О, — сказал Лукас, наливая весь тоник в свой бокал и ставя бутылку под скамью. — Застолбляет свой участок. — Он сделал глоток своего напитка. — Имелось в виду, что я должен буду поговорить с ней отдельно.
— Поговорить с ней отдельно… А о чем?
— Эми оставила меня, — ответил Лукас.
Том уставился на него.
— Ты не думаешь…
Он нахмурился.
— Сюжет для настоящей мыльной оперы. Кольцо и прощальное письмо на столе.
Том поставил свой напиток на пол возле ног. Он наклонился вперед и обнял сына.
— О, мой дорогой мальчик, дорогой Люк, бедный парень…
Лукас быстро положил голову на плечо отца.
— Это не было сюрпризом.
— Не было?
— Шок, конечно. Это я не имею в виду. Я чувствую себя ужасно, чертовски плохо, но не могу притворяться, что не понимал, что происходит. — Он осторожно высвободился из объятий отца и сказал:
— Я не ставил ее на первое место. Или, на самом деле, и на второе, если быть честным.
— Мне так жаль, так жаль…
— Да, — проговорил Лукас. — Спасибо.
Он бросил на Тома быстрый взгляд сбоку.
— Ну, что ж, в той же самой лодке…
Выражение крайней боли передернуло лицо Тома. Он наклонился, чтобы поднять свой напиток.
— Может быть, — он замолчал, а потом добавил:
— Эми обвиняла Дейл?
— Она обвиняла мое отношение к Дейл.
— Да.
— Это не было единственной причиной, но довольно существенной.
Том задумчиво проговорил:
— Элизабет сказала… — и тут же осекся. — Что сказала Эми?
— Что мы во всем потакаем Дейл, ты и я, — с невеселым смешком ответил Люк. — У нас не так уж много выбора.
Том наклонился вперед. Он искренне сказал:
— Но все ли дело в Дейл? Только ли в ней?
Сын сделал большой глоток.
— Полагаю, — сказал он медленно, — что это так, но только потому, что Дейл вела себя достаточно честно, понимала, что ей не следует искать любовь где-то еще. Мы оба попытались сделать это, не так ли, и я пришел к выводу, что не считаю, что когда-либо смогу встретить ее здесь. Я не могу найти свою любовь возле Дейл. Вот почему я отправляюсь в Канаду.