Чужие игры. Противостояние

Панов Вадим

– Чтобы лишить поддержки?

– И получить карт-бланш на любые действия.

Президент тихо вздохнула, на мгновение закусила нижнюю губу – Козицкий прекрасно знал этот жест – и негромко, но очень твёрдо спросила:

– Ты уверен в том, что говоришь?

– Абсолютно.

– Краузе не преступник?

– Преступник, и убеждённый, Краузе – высокомотивированный противник существующего порядка вещей, враг всех играющих не по правилам транснациональных корпораций. Но он не творил те злодеяния, за которые журналисты его прозвали Мясником.

– Понятно. – Емельянова помолчала. – Он знал, на что шёл, когда связывался со спецслужбами.

– Я знаю, госпожа президент.

Дознаватель не был ангелом, но грязных методов старался избегать, предпочитая вскрывать преступников

с помощью ума и логики. И поэтому Емельянова поставила Козицкого во главе расследования: ей требовался не просто результат, а доскональное выяснение обстоятельств произошедшего.

– То, что ты узнал о Краузе, нам поможет или помешает?

– Я буду об этом думать, госпожа президент, – ушёл от ответа дознаватель. – С одной стороны, их щепетильное отношение к насилию и уважение к человеческим жизням позволяет надеяться на то, что террористы будут принимать решения в пользу пассажиров «Чайковского». Или во всяком случае учитывать их интересы. С другой – совершенно понятно, что Краузе взбешён проявленной нами подлостью и не испытывает никакого желания сотрудничать.

– И ты сказал, что ни его, ни его помощницу купить невозможно.

– На совещании я намеренно коснулся только идейной составляющей, которая тоже имеет место быть. А сейчас добавил, что они…

– Нам не доверяют, – поняла Емельянова.

– Да, госпожа президент.

– Ничего удивительного, учитывая, как с ними обошлись.

– Совершенно с вами согласен.

– Люди Краузе непредсказуемы.

– Да, госпожа президент.

– Но ты позволил Аллану взять с собой Сандру.

– Мисс Жарр – наш единственный программист.

– Только поэтому?

– В основном поэтому, – медленно ответил дознаватель. – Вторым аргументом стал тот факт, что участие мисс Жарр в предприятии мистера Райли заставит активизироваться её сообщников, что поможет расследованию.

– Что они сделают?

– Я пока не знаю, – не стал скрывать Козицкий. – Но уверен, что безучастными они не останутся.

– Мы сильно рискуем, подпуская Сандру к рубке управления.

– Во-первых, мы ещё не добрались до рубки. Во-вторых, мистер Райли осведомлён о мисс Жарр и будет тщательно за ней приглядывать.

Козицкий замолчал.

– А в-третьих? – спросила Емельянова, которая прекрасно знала дознавателя и понимала, что он не закончил мысль.

– А в-третьих, госпожа президент, анализ показал, что активность Честера Краузе преимущественно направлена на крупные европейские и североамериканские корпорации и почти не затрагивает наши интересы. Кровавым убийцей его выставили наши коллеги, а это значит…

– К нам у Краузе отношение ровное, – вновь перебила дознавателя президент.

– Совершенно верно, – кивнул Козицкий. – Что, как я надеюсь, поможет нам договориться в том случае, если мисс Жарр сумеет в полной мере использовать свои несомненные способности и при этом превзойдёт мистера Райли в уме и хитрости.

– Весьма разумно, – оценила, после короткой паузы, Емельянова. – И здраво.

– Спасибо, госпожа президент.

– Но для переговоров мне нужны козыри, Козицкий, хоть какая-то полезная информация.

– Нужная информация у вас будет, госпожа президент, – пообещал дознаватель. – Даю слово.

Емельянова знала, что он своё слово сдержит. Не сомневалась. И улыбнулась, глядя на то, как быстро дознаватель возвращается в привычное состояние: собирает бумаги, застёгивает папку, поднимается, кивает и выходит из кабинета.

Не глядя на неё.

///

Козицкий редко смотрел людям в глаза.

И не только «объектам», то есть тем, кто находился в оперативной разработке или являлся подозреваемым – вообще всем. Давным-давно появившаяся привычка настолько прочно вошла в его жизнь, что похвастаться тем, что дознаватель держится с ними обыкновенно, как нормальный человек, могло крайне малое число людей, их можно было пересчитать по пальцам двух рук. Только старые проверенные друзья и те, кому Козицкий полностью доверял. Остальным доставалась нейтральная отстранённость. А «объектам»… А «объекты», даже опытные, через многое прошедшие уголовники терялись от невозможности поймать взгляд дознавателя, не понимая, куда он смотрит, не понимая, что происходит и как это работает.

Но это работало.

Козицкий досконально изучил методики ведения допросов, как современные, так и старые, тех времён, когда люди ещё не имели технических средств и полагались исключительно на свой ум. Он понимал силу психологического воздействия, которое оказывает хорошо поставленный взгляд, но разработал собственную систему работы с «объектами», гарантированно сбивающую с толку и нервирующую собеседников, особенно тех, кто привык к мощному напору следователей и жёстким, прожигающим взглядам. Такие люди умели противостоять стандартным процедурам и не понимали, как реагировать на действия Козицкого. А главное, не понимали, что он их прекрасно видит. Точнее, не столько он, сколько самообучающаяся, давно самообучившаяся, но продолжающая совершенствоваться нейросеть, следящая за мимикой «объектов» через три скрытые видеокамеры высокого разрешения. Записи допросов Козицкий иногда пересматривал, а вот подсказки нейросети, которые она делала в режиме реального времени, как правило, игнорировал, поскольку в ста случаях из ста знал правильный ответ раньше неё: у дознавателя был абсолютный музыкальный слух, позволяющий различать даже едва слышные оттенки голоса и сделать вывод о том, лжёт собеседник или нет, в каком эмоциональном состоянии находится, следует ли на него давить или нужно позволить «объекту» ненадолго расслабиться… По голосу Козицкий мог узнать о человеке больше, чем разглядывая его под микроскопом. Всё остальное делали ум и опыт.

И сейчас его ум был занят поиском тех самых преступников, которых два с лишним года безуспешно пытались поймать все спецслужбы планеты. И если в России и Азии за Краузе особенно не гонялись, а просто внесли в списки разыскиваемых, то в Европе и Северной Америке на него объявили настоящую и очень жёсткую охоту. И особое ожесточение у ФБР, АНБ и их коллег вызывал тот факт, что они до сих пор не знали ни настоящего имени Честера Краузе, ни то, как он в действительности выглядит. Возраст, пол, национальность, гражданство – никаких данных о человеке, которого транснациональные корпорации считали своим злейшим врагом. Краузе не допустил ни одного прокола, ни одной оплошности, он издевался над спецслужбами, которым регулярно устраивали головомойки и даже публичные выволочки, и дождался того, что против него начали действовать запредельно грязно. Подлоги, провокации и давление на СМИ сделали своё дело: из идейного борца с корпорациями Честер Краузе превратился в Кровавого Мясника – не в реальности, а в восприятии аудитории. Но кому нужна реальность, если в статьях, обзорах и репортажах его постоянно называют убийцей? Кто послушает осторожные замечания немногих здравомыслящих людей, предлагающих не торопиться развешивать ярлыки, а провести детальное расследование? Кому нужно расследование, если преступник уже объявлен?

Без всякого расследования.

На том основании, что он неугоден корпорациям.

До сих пор Козицкий делом Краузе не занимался, детали, которые он узнал от коллег, ему не понравились, однако чувства дознаватель всегда оставлял при себе. Всё, что сделали с последователями Краузе, сейчас не имело значения. Ничего не имело значения, кроме того, что на борт «Чайковского» ухитрились проникнуть три опасных преступника и он, Козицкий, обязан их вычислить. И поставить точку в долгой погоне за Честером «Мясником» Краузе. И у него, в отличие от коллег, была великолепная подсказка: Козицкий точно знал, что одна из этих троих – Кассандра Жарр. Загадочная девушка, сумевшая обмануть всех. То есть вообще всех: и спецслужбы, и лучших хакеров, и его, Козицкого… И обмануть не по одному разу. Загадочная и удивительная девушка, с которой дознаватель очень хотел познакомиться лично: не только для того, чтобы предъявить обвинения и арестовать, но и выразить уважение её мастерству и таланту. Но ещё больше Козицкий хотел разгадать Кассандру Жарр, выяснить, кто она на самом деле, а учитывая, что девушка сильно постаралась сохранить инкогнито, задача перед дознавателем стояла нетривиальная.