Чужие
Шрифт:
— Не только заморозит.
— Что еще?
— Прекратит работу контейнер.
«Что она хочет? Почему никак не поймет? Неужели эта дама не может понять, что он, а не она возглавляет экспедицию?»
— И?
— И мы спровоцируем термоядерный взрыв. Это заставило Гормана сесть и хорошо пошевелить мозгами. Взвесив все за и против, он понял, что у него нет выбора.
— Эйпон, собери патроны у всех, — приказал он. — Там вы не должны стрелять.
Приказ услышал не только Эйпон. Десантники с недоумением переглянулись.
— Он что,
— А чем прикажете воевать? — прорычал Хадсон. — Языком? Лейтенант, может, вы хотите, чтобы мы испробовали на этих тварях дзюдо? Вы же оставляете нас голеньких!
— Вы будете вооружены, — пыталась убедить его Рипли.
— Никто не раздевает тебя, Хадсон, — сказал Горман, — у вас есть другое оружие.
— Может, это и неплохо, — негромко молвила Дитрих.
— Что? — переспросил Вержбовски. — Использовать другое оружие?
— Нет. Раздеть Хадсона. Уверена, что ни одна живая тварь не вынесет шока.
— Сейся, Дитрих, — ворчал Хадсон, — пока я не снял штаны и не…
— И ничего у тебя получится, — притворно вздохнула Дитрих, вынимая из своей винтовки полный магазин.
— Использовать только огнеметы, — приказал Горман, — разрядить все винтовки.
— Слышали, что приказал лейтенант? — Эйпон подходил к каждому, собирая магазины. — Вынуть все.
Одна за другой разряжались винтовки. Васкез спрятала на пояс одну обойму для своего пулемета, как только Эйпон отвернулся, а все камеры были обращены в другую сторону. То же самое сделал и Дрейк. Пулеметчики обменялись понимающими взглядами.
Хиксу не с кем было перемигиваться, пулемета у него тоже не было, однако за его спиной висел длинный цилиндрический футляр.
Расстегнув молнию футляра, он вынул стальную двустволку двенадцатого калибра с мощным прикладом. Профессионально осмотрел свою реликвию.
— Где ты взял это, Хикс? — спросил Фрост. — В каком музее стащил?
— Эта старушка досталась мне по наследству. Фамильное оружие моих предков. Симпатичная, а?
— А она что-нибудь может?
Хикс показал ему патрон:
— Это, конечно, не бог войны, но если попадет в лицо, тебе наверняка не понравится. — Он понизил голос: — Я всегда ношу ее с собой для ближнего боя.
— Да, приклад у нее надежный, ничего не скажешь.
— После жесткой стыковки с ним, — улыбнулся Хикс, — уже ничего не скажешь, это верно.
Где-то впереди послышался голос Эйпона:
— Пошли. Хикс, ты будешь нас прикрывать.
— С удовольствием, Сарж.
Капрал вскинул древнюю винтовку на правое плечо. Фрост бросил оценивающий взгляд на «прикрытие», недоверчиво поморщился и поспешил вперед.
Воздух стал тяжелее, свет фонарей растворялся в струящихся теплых потоках. У Хадсона было такое чувство, словно они продираются сквозь пластиково-металлические джунгли. В его шлемофоне раздался голос Гормана:
— Есть какое-нибудь движение?
Голос лейтенант казался очень далеким, хотя специалист по компьютерам знал, что он всего двумя этажами выше, перед входом на станцию. Он посмотрел на свой биодетектор:
— Это Хадсон, сэр. Никакого
Он как раз повернул за угол. И то, что увидел, заставило его забыть о детекторе, о разряженных винтовках, обо всем.
Прямо перед ним стояла стена с леденящими душу инкрустациями. Ее бугристая поверхность была вылеплена какой-то нечеловеческой рукой, как бы создававшей свою чудовищную версию «Врат Ада» Родена. В этом барельефе он увидел исчезнувших колонистов: они были заживо замурованы с помощью все того же прозрачного клейкого вещества, которое пошло на сооружения туннеля, решеток, стен и ямок и которое превратило нижний уровень станции в нечто такое, что выходило за рамки самых жутких ксенофобических кошмаров. Каждый колонист был окутан этим клеем, как кокон. Руки и ноги были вывернуты, переломаны, головы скручены, многие тела превратились уже в скелеты, на которых догнивала кожа. Некоторые кости были уже совершенно гладкими: они принадлежали счастливцам, которых пожалела смерть. Однако все тела, независимо от того, в каком состоянии находились, объединяло одно: у всех ребра торчали, словно взорванные изнутри.
Пораженные увиденным, десантники медленно двигались вдоль этой стены ужасов. Никто не произнес ни слова. Среди них не было ни одного, кто мог бы испугаться смерти, но то, что они видели, было хуже смерти.
Дитрих приблизилась к сохранившемуся телу женщины. Оно было выбелено, высушено и казалось мертвым. Однако, почувствовав движение, чье-то присутствие, женщина приоткрыла веки. В ее глазах было безумие. Фигура заговорила. Глухой замогильный голос, заклинающий шепот. Дитрих подошла еще ближе.
— Пожалуйста, убейте меня, — услышала медработник.
Дитрих отшатнулась.
Наблюдая за этой сценой из самохода, Рипли нервно стучала костяшками пальцев по панели. Она знала, что сейчас последует, знала, что означает мольба этой женщины, знала и то, что ни она, ни кто-либо другой не сможет выполнить ее просьбу. До центрального пульта донеслись новые звуки: кого-то рвало. Над этим уже никто не шутил.
У ожившей женщины начались конвульсии, откуда-то взялись силы на крик — пронзительный, сверлящий мозг, дикий вопль агонизирующего существа. Рипли подошла к пульту управления с целью предупредить тех, кто стоял вблизи, но не могла выдавить из себя ни слова. Впрочем, в этом не было необходимости: десантники изучили дискеты, которые она им раздала.
— Огнемет! — закричал Эйпон. — Быстро!
Фрост протянул сержанту свой и отступил в сторону. И в этот момент грудь женщины разорвалась, потоком хлынула кровь, а затем из грудной полости, издавая злобное шипение, появилась оскаленная пасть отвратительной твари.
Эйпон нажал на спуск огнемета. То же сделали и два другие огнеметчика. Потоки яркого испепеляющего пламени обрушились на стену. Коконы таяли и растекались, как прозрачные леденцы. Оглушающие вопли смешивались с гулом огненных струй. Десантники сжигали все вокруг, не обращая внимания на жару. Стена плавилась, у их ног образовывались пластиковые лужи. Но пахло не пластиком: это был нестерпимый запах горящей плоти.