Чужое сердце
Шрифт:
Я посмотрела на отца Майкла, и мы одновременно вымолвили: «Аминь».
Майкл
Йен Флетчер, бывший «телеатеист», а ныне – уважаемый ученый, проживал в городке Новый Ханаан, штат Нью-Хэмпшир, на ферме у грунтовой дороги. Почтовые ящики в этом захолустье не были даже пронумерованы. Мне пришлось четырежды проехать улицу до конца, прежде чем я набрался смелости остановиться и постучать в его дверь. На стук никто не откликнулся, хотя я явственно слышал какую-то мелодию Моцарта через открытые окна.
С
Я еще раз постучал, и дверь распахнулась под моим кулаком.
– Здравствуйте. Кто-нибудь есть дома?
– Входите! – крикнула женщина.
Я зашел в прихожую и сразу заметил обилие колониальной мебели. Внимание мое также привлекли две фотографии на стене: на одной маленькая девочка пожимала руку Биллу Клинтону, на другой она же улыбаясь стояла возле Далай Ламы. В поисках источника звука я проследовал в комнату у кухни, где на столе в окружении деревяшек, стамесок и пистолетов для склеивания высился самый изящный кукольный дом, какой мне только доводилось видеть. Стены его были сложены из кирпичиков размером с ноготь на большом пальце, окна прикрывали миниатюрные ставни, чьи пластинки можно было приподнимать, чтобы пропустить солнечный свет. На крылечке стояли колонны коринфского ордера.
– Вот это да, – пробормотал я, и из-за дома, скрывавшего ее, поднялась женщина.
– О, спасибо, – сказала она. На меня она смотрела чуть недоверчиво, заметив накрахмаленный священнический воротничок.
– Нахлынули дурные воспоминания о католической школе? – подсказал я.
– Да нет… Просто сюда давно уже не приходили священники. – Она вытерла руки о белый передник, вроде тех, что носят мясники. – Меня зовут Мэрайя Флетчер, – представилась она.
– Майкл Райт.
– Отец Майкл Райт.
Я улыбнулся.
– Попался… Это вы сами сделали? – спросил я, указывая на причудливое произведение искусства.
– Ну да. Сама.
– Я ничего подобного в жизни не видел.
– Вот и хорошо, – сказала Мэрайя. – На это и рассчитывает мой клиент.
Я наклонился, чтобы внимательнее рассмотреть крохотный дверной молоточек в виде львиной головы.
– Вы настоящий художник.
– Не совсем. Просто детали даются мне легче, чем общая картина. – Она выключила CD-плеер, исторгавший трели «Волшебной флейты». – Йен говорил, чтобы я ждала вашего визита. И… Черт! – Взгляд ее метнулся в угол комнаты, где валялись без дела детские кубики. – Вы случайно не видели здесь пару маленьких озорников?
– Нет…
– Очень жаль.
Чуть задев меня плечом, она метнулась в кухню и распахнула дверь в кладовую. Двое мальчишек-близнецов, года по четыре, размазывали по белому линолеуму арахисовое масло и варенье.
– О боже! – вздохнула Мэрайя, и два детских личика повернулись к ней, как подсолнухи к солнцу.
– Ты же сказала, что можно рисовать пальцами, – сказал один мальчик.
– Но не на полу же! И не едой! Я бы проводила вас, – сказала она уже мне, – но…
– …нужно разрешить критическую ситуацию?
Она улыбнулась.
– Йен в сарае, идите прямо туда. – Она взяла мальчиков на руки и потащила к раковине. – А вам сначала нужно помыться. Папу будете мучить после.
Я направился по тропинке к сараю. Мне не суждено было иметь детей, я это знал. Любовь к Богу, которой наделен священник, настолько всеобъемлюща, что должна исключить человеческую тягу к созданию семьи: Иисус был моими родителями, братьями, сестрами, детьми – всем. Однако если Фома не ошибся и мы все подобны Господу, а не наоборот, тогда все люди обязаны обзаводиться потомством. У Бога же был Сын – и Он пожертвовал Им. Любой отец, чей ребенок уезжал учиться в другой город, женился или съезжал в отдельную квартиру, понимал эту часть Библии лучше, чем я.
Приблизившись к сараю, я услышал жуткие звуки, как будто внутри расчленяли кошек или забивали телят. Охваченный паникой (а вдруг Флетчер ранен?), я распахнул дверь и обнаружил там девочку-подростка, играющую на скрипке.
Играющую очень плохо.
Она отняла скрипку от подбородка и установила ее на бедре.
– Не понимаю, почему я должна упражняться в сарае.
Флетчер вытащил из ушей затычки.
– Что-что?
Она закатила глаза.
– Ты вообще слышал мою пьесу?
Флетчер ответил не сразу.
– Ты же знаешь, что я тебя очень люблю. – Девочка кивнула. – Ну, скажем так: если бы поблизости сегодня ошивался Бог, заслышав твою игру, он бы дал такого деру, что только пятки бы засверкали.
– Прослушивания уже завтра, – сказала она. – Что мне делать?
– Может, попробуешь сыграть на флейте? – предложил Флетчер и обнял девочку в утешение. Обернувшись, он заметил меня. – Вы, должно быть, Майкл Райт? – Он пожал мне руку и представил девочку: – Это моя дочь Фэйт. [25]
25
Faith – вера (англ.)
Фэйт тоже пожала мне руку.
– А вы слышали, как я играю? Я действительно никудышная скрипачка?
Я замешкал с ответом, но на выручку пришел сам Флетчер.
– Солнышко, не нужно ставить священника в неудобное положение. Ему придется соврать, а потом целый день торчать в исповедальне. Кажется, сейчас твоя очередь нянчиться с дьяволятами, – усмехнулся он.
– Нет, я точно помню, что твоя! Я сидела с ними все утро, пока мама работала.