Чужое сердце
Шрифт:
Преподобный Джастус так и не удосужился сменить свой зеленый костюм.
– Девяносто девять процентов населения штата считает, что ты должен сжечь эту уродскую одежду, – вслух произнес я.
– Дженис, – ответил преподобный, – мы с моими братьями и сестрами в Автомобильной Церкви Христа в Господе, разумеется, молимся о скорейшем выздоровлении Шэя Борна, который подвергся варварскому нападению в тюрьме. Тем не менее молитвы наши обращены лишь к единственному подлинному Господу – Иисусу Христу.
– Вы хотите что-нибудь сказать тем людям, которые по-прежнему с вами не согласны?
– Конечно. –
Журналистка снова взяла микрофон.
– К нам поступила информация, что Борна выпишут из больницы уже через несколько часов, но врачи отказались комментировать его состояние… – Внезапно с обеих сторон поднялся оглушительный рев, и репортерше пришлось прикрыть микрофон рукой. – По неподтвержденным данным, – продолжила она сквозь воцарившийся гомон, – к черному ходу только что подъехала карета «скорой помощи»…
Камера метнулась в сторону и поймала мужчину, ожесточенно лупящего женщину в фиолетовом костюме. На помощь поспешили вооруженные гвардейцы, но к тому моменту стычки между лагерями распространились по всей стоянке. Кордон истончался, и вскоре понадобилось подкрепление. На экране мелькнул подросток, которого кто-то топтал ногами, затем мужчину ударили прикладом винтовки и он потерял сознание.
– Отбой, – объявил по громкой связи надзиратель. Команда вовсе не означала, что во всех помещениях одновременно гас свет: где-нибудь непременно оставалась тусклая лампочка-другая. Но я отключил наушники, растянулся на нарах и прислушался к бушевавшему за стенами тюрьмы гвалту.
Так оно постоянно выходит, понял я. Кто-то верит, кто-то не верит, а посередине всегда оказываются люди с оружием.
Бессонницей, очевидно, мучился не только я. Бэтман-малиновка беспокойно пищал несмотря на увещевания хозяина.
– Да когда уже твоя паршивая птица заткнется! – крикнул Техас.
– Сам заткнись! – рявкнул Кэллоуэй. – Вот же хренов Борн! Лучше бы его вообще к нам не переводили.
Легок на помине, Шэй тотчас вошел на ярус I в сопровождении шести офицеров. Даже в полумгле я смог рассмотреть бинты на его лице и черные синяки под глазами. Череп ему частично обрили. Проходя мимо, он не смотрел ни на кого из нас.
– Привет, – пробормотал я, когда он миновал мою камеру, но ответа не последовало. Шэй двигался, как зомби, как персонаж фантастического фильма, которому безумный ученый вырезал лобную долю мозга.
Пятеро офицеров ушли, шестой остался у двери Шэя в роли личного охранника. Я не мог говорить с Шэем в его присутствии. В его присутствии никто ни с кем не мог говорить.
Мы, наверное, были слишком удивлены его внезапным возвращением, чтобы сразу заметить: тихо стало не только из-за невозможности беседовать. Бэтман-малиновка уснул в нагрудном кармане Кэллоуэя. А гвалт, еще минуту назад оглушавший нас, обернулся вдруг благословенной, божественной тишью.
Мэгги
Америка зиждется на свободе вероисповедания и отделении церкви от государства, однако я первая скажу вам прямо: мы недалеко ушли от пуритан в Англии образца тысяча семьсот семидесятых годов. Религия и политика постоянно вступают в интимную связь: первым делом в зале суда мы должны присягнуть на Библии, уроки в школах начинаются с клятвы на верность флагу, в тексте которой провозглашается «единая нация божья», и даже на нашей валюте пропечатан девиз: «В Господа мы веруем». Вы, наверное, думаете, что я как юрист АОЗГС должна принципиально этому противиться, но это не так. Тридцать минут в душевой и еще двадцать в машине ушло у меня на раздумья, как половчее разыграть религиозную карту на суде.
И сделать это я намеревалась так, чтобы не задеть религиозных чувств судьи.
Припарковавшись, я позвонила в спа-салон и сразу же попала на маму.
– Что это за фамилия – Хейг?
– Вообще?
– Ага.
– Ну, похожа на немецкую, – задумчиво протянула она. – Не знаю даже. А что?
– Я, скорее, имела в виду вероисповедание.
– Ты думаешь, я так делаю? – вспыхнула мама. – Думаешь, я сужу о людях по фамилиям?
– А ты думаешь, что каждое мое слово – это упрек? Мне просто нужно выяснить это, прежде чем начнется слушание. От этого зависит, что я буду говорить служителям Фемиды.
– Мне всегда казалось, что главное в работе судьи – беспристрастность.
– Ага. А главное в конкурсе «Мисс Америка» – пропагандировать мир во всем мире.
– Я не помню, еврей ли Александр Хейг… Твоему отцу он нравился, потому что поддерживал действия Израиля…
– Hу, даже если он еврей, судья евреем может и не оказаться, Насколько было бы проще, если бы фамилия у него были О'Молли или Хершковиц…
– Между прочим, твой отец когда-то встречался с девушкой по имени Барбара О'Молли, – сказала мама.
– Надеюсь, до того как женился на тебе…
– Очень смешно. Я просто хочу сказать, что твоя теория не безупречна.
– Ну, все-таки нечасто встречаешь евреев по фамилии О'Молли…
– По-моему, – неуверенно стала вспоминать мама, – ее бабушка с дедушкой поменяли фамилию Мейер.
Я закатила глаза.
– Мне пора. Что бы ни исповедовал этот судья, адвокат, который опаздывает, ему вряд ли понравится.
Когда я говорила с начальником тюрьмы об особой защите Шэя, мне позвонила секретарша и сообщила, что судья Хейг изъявил желание встретиться со мной в федеральном суде. С момента подачи жалобы прошло всего четыре дня. Я еще раньше должна была понять, что события будут развиваться молниеносно. Дата казни Шэя была уже назначена, поэтому суд в срочном порядке поставил нас в расписание заседаний.
Завернув за угол, я увидела Гордона Гринлифа – прокурора из апелляционного отделения. Он уже ждал меня. Едва кивнув ему, я почувствовала вибрацию мобильного: пришло сообщение.
«Поискала в интернете. Хейг – рим. – катол. церк. Целую, мама»
Я закрыла телефон, и нас провели в кабинет судьи Хейга.
У судьи оказались редеющие седые волосы и тело бегуна на длинные дистанции. Я присмотрелась к воротнику его рубашки, но в этот день он надел галстук – а значит, под рубашкой могло быть и распятие, и звезда Давида, и даже связка чеснока для отпугивания вампиров.