Чужой гость
Шрифт:
— Ну… реклама. Конкуренция, — попробовала объяснить Василиса.
— Читал, — признался Глеб. — И никогда не мог понять такой бессмысленной траты ресурса. Вдобавок это усложняет жизнь. Подходишь к полке и пытаешься сообразить, где нужный тебе продукт.
А ещё Глеб оказался намного более неутомимым ходоком, чем девушка. И три часа спустя оставался бодр и неутомим, тогда как у Василисы ноги гудели.
— Передохнём? Бананы, сок, пирожки и во двор на лавочку. А потом покажу тебе зрелище, которое ты, гарантирую, в жизни никогда не видел.
— Не возражаю.
Во дворе их и настигли неприятности. Стоило с удобством разместиться и разложить еду, как во двор вошла компания парней. Заметив Глеба и Василису, тут же направились к ним, один вступил вперёд.
— Чугун узнает, с кем его девушка ходит, — с гневом начал вожак, — тебя, шлюшка, уроет. А ты, козёл, ведь предупреждали. За тобой должок. Кстати.
— Не трогайте его, — Василиса встала и загородила Глеба. — Во-первых, Андрей в курсе, а во-вторых вы ошибаетесь. Это наш общий друг, приехал из другого города. Я ему город показываю.
— Будем знакомы,
Глеб тоже встал, деликатно пододвинул девушку в сторону и пожал заводиле руку. Тот не ожидал, отодвинуться не успел, а после рукопожатия затряс кистью руки.
— Здоров, — сказано было уже с нотками интереса и уважения. Видимо, Глеб-одноклассник так не мог.
— Отойдём? Переговорить надо. Василиса. Подожди здесь.
— Отойдём.
Парни все вместе переместились в другой угол двора, минут десять о чём-то беседовали — Василиса аж извелась — потом вернулись. Причём обратно Глеб шёл с ними как равный. Заводила пожал девушке руку:
— Извини, обознались. Но похож. Чугуну привет.
— Без обид, — согласился Глеб. А когда они остались снова вдвоём, задумчиво сказал: — Спасибо. Ты, не раздумывая, меня пыталась защищать. Я… в общем, спасибо. И всё-таки не может это быть просто совпадением. Ты похожа на Ирму, я на твоего одноклассника.
— Виктор? Андрей?
Глеб не ответил, а Василиса вдруг почувствовала во всём теле слабость, её начала колотить дрожь. Выброс гормонов как реакция на несостоявшуюся драку. Остро захотелось стресс чем-то погасить, например, что-то купить. Но вместе Глебом мотаться по магазинам было стыдно, да и здешний торговый центр внушал опасения и брезгливость. И тут она удачно вспомнила, что совсем недавно они проходили мимо магазинчика для художников. Вернуться туда показалось самым мудрым решением. И купить что-то можно, не стыдясь перед гостем, и рисование всегда успокаивало.
— Пошли. Я тебе обещала интересное зрелище? Но перед этим давай красок купим. У меня из-за маминой придури всё закончилось, а так я заодно порисую.
Магазин пустовал. Василиса сразу устремилась к стенду с «премиальными» красками и кистями, деловито отбила атаку продавщицы, которая попробовала всучить самый дорогой, но при этом не самый лучший набор. Ехидно прочитала короткую лекцию «раз уж торгуете, стоит ознакомиться с товаром». И вышла обратно совершенно счастливая с пакетом, где лежал отличный набор красок и кисти. Сзади пыхтел Глеб, нагруженный бумагой и переносным малым этюдником — старый остался в Ярославле, как раз хотела покупать здесь новый, а тут заодно носильщик подвернулся.
Ехать пришлось на автобусе, и Василиса невольно порадовалась, что они удачно зашли за этюдником. Очень уж нервировали снисходительные взгляды, которые на них все бросали поначалу — ещё одна романтическая парочка молодых людей. Но дальше замечали ватман и этюдник, и взгляд мгновенно становился равнодушным: а-а-а, это с художественной школы на пленэр едут. Всё равно, едва в динамиках автобуса прозвучало «остановка Кабельный завод», из салона на улицу Василиса чуть ли не выпрыгнула, к мосту двинулась быстрым шагом.
Дорога поначалу шла мимо лесополосы, отделявшей промзону, и Василиса специально заговаривала зубы так, чтобы Глеб всё время смотрел именно туда. Ему с одной стороны зрелище вроде привычное, в эко-куполе леса росли, а с другой стороны совершенно одичавшие заросли деревьев и кустарников, густо усеянные высохшей травой и жёлтыми листьями, парня заворожили. Естественный процесс смены времён года он наблюдал первый раз в жизни.
— А теперь обернись налево.
Ветер как раз стих, зеркальная гладь Рыбинского водохранилища матово сверкала куском прозрачного серовато-зелёного хрусталя. Солнце бросало в водяную зыбь мелкие медово-жёлтые кругляши, собиравшиеся в широкое золотое монисто солнечной дорожки. Вернулся ветер, осторожно потрогал воду, солнечные монетки запрыгали с одного бурунчика на другой, утопая в серебристой пене.
— Это… это вода? Как красиво… Никогда в жизни не видел столько воды. Читал, но даже представить не мог.
— Во-от. Наш мир в этом получше твоего будет. Ладно, смотри, а я пока рисовать стану.
Первые несколько листов Василиса рисовала то просто пейзаж, то пейзаж и жадно смотревшего на Волгу парня. Заодно, пользуясь тем, что от зрелища Глеб словно немного опьянел, понемногу выспрашивала у него про его родину. И наконец, решила сделать подарок. Глеб как раз рассказывал, как первый раз уже после училища участвовал в рейде по старым бункерам — после войны с керхерами, особенно возле бывших стартовых столов, осталось немало заброшенных построек и развалин. На очередном листе Василиса решила изобразить услышанную историю. Светило в зените белесого неба обдаст жгучею волной. Безжалостное око глядит на знойную пустыню. Нагроможденье жёлто-бурых песков, сотворённые ветрами извилистые дюны под ногами душными волнами разбиваются о развалины. Взгляд подавлен пустотой и безлюдной тишиной, в каждой песчинке витает забытый дух пустынных призраков отгремевшей войны. Живые здесь одни тощие колючки и шипокобры — похожи на вытянутых очень длинных ящериц, но стоит их напугать, как прячут лапки, поднимают верхнюю часть туловища и раздувают капюшон иголок — очень похоже на королевскую кобру перед броском. И одинокий, бредущий в изнеможенье путник, которому мерещатся миражи зелёных островов.
— Ай!
По глазам на мгновенье мазнуло липкой чернотой, и сразу в лицо дохнуло раскалённым сухим воздухом. В глаза ударил нестерпимо-яркий свет: они находились посреди пустыни, точь-в-точь как на картине, всё ещё лежавшей на этюднике. И больше ничего родного и знакомого, один Глеб в двух шагах всё так же сжимал в руках пакет и несколько упаковок листов ватмана для акварелей.
— Мы на Опале. Непонятно как, — голос у Глеба был под стать окружающему воздуху, такой же сухой и безжизненный.
В этот момент девушку догнали ощущения с остальных органов чувств. Кожу рук обожгло солнцем, в уши ворвался шорох и шелест мириадов трущихся песчинок, кроссовки на песке стояли не как на утоптанной земле твёрдо, а упруго будто на резине. В нос ударил тухло-гнилостный аромат разложения.
— Фу, воняет.
— Не поворачивайся! — окрик Глеба запоздал.
Василиса обернулась к источнику запаха — и завизжала. Там лежали остатки человека. Чернобородая голова с выбитой нижней челюстью, рядом валялись оторванные рука и нога, на концах у них махрились мясо и кожа. Остальное тело разодрали в лохмотья, на куски, обглодали и бросили. Темнело огромное бурое пятно крови, завершали зрелище разбросанные вокруг обгрызенные кости с остатками мяса и клочками одежды. И шипели, распушив иголки «капюшона» три шипокобры. Девушку вырвало сначала остатками обеда, потом одной желчью.