Чужой из психушки (фрагмент)
Шрифт:
Рэда с большим удовлетворением посмотрела на себя в зеркало. Наклонила голову по-птичьи и еще посмотрела. Встала, повернулась и посмотрела немного сверху.
– Рэда!
– приглушенно донесся до нее материн голос.
"Я люблю тебя за это, - удачно продолжил магнитофон, - я люблю тебя за то...
– Что с карманами пальто, - подхватила девочка, взглянув на часы. Время близилось к полудню, а ей еще предстояло выбрать украшения и одеться, что тоже требовало не мало времени. Хотя и не столько, сколько макияж.
А про бабушку она не
Когда бабушка жила с ними, Рэда сама себе напоминала несчастную компьютерную игрушку - тамагошу (на санскрите: тамагуна - невежество). Ту игрушку, которую некоторые ненормальные выращивают, как живую. Не успевала девочка встать с кровати, как ловила на себе внимательный взгляд старушки. За доли секунды та успевала просчитать необходимые действия, предписываемые ребенку в ближайшее время, и приступала к рекомендационному монологу.
– Так, - говорила энергичная бабуля, прерывая рэдины потягушки, - сейчас мыться, в душ, да не забудь почистить зубы. Долго под душем не стой, я уже накрываю на стол. Ботинки твои я помыла, все самой надо делать, ты же так и будешь ходить в грязных...
В это время девочка ускользала в ванную, но, вернувшись, минут через тридцать, она заставала бабулю в полной речевой готовности.
– Все стынет, сколько можно мыться! Не лезь в шкаф, твои джинсы я постирала, они еще не высохли. Как это зачем, это ты можешь ходить в нестиранных целую неделю. И не спорь! Одень другие, а эти высохнут к обеду. Придешь обедать и переоденешься. Почему это ты не придешь обедать?! Что это еще значит?! Я не для того всю жизнь, всю здоровью тебе отдала, чтоб ты питалась где попало сухой булкой! И нечего сидеть там, в училище этом допоздна. Я узнавала, училище в девять закрывается, а ты возвращаешься в одиннадцать. Где это, спрашивается, ты шатаешься?! Ты знаешь, как называют тех, кто шляется, где попало? Шлюхами!..
Бабушка всегда говорила громко и категорично. Любое возражение она воспринимала, как личную обиду. А обижаться она умела виртуозно.
Но Рэда бабушку все равно любила. Особенно нынче, когда видела ее только по выходным.
Она вздохнула, взглянула на часы и начала примерять серьги, пытаясь делать это быстро и прекрасно осознавая, что быстро не получится.
***
Охотники не хотели просыпаться, но Старший охотник со звучным именем Джёок вынудил их. Он и сам встал с трудом, сразу поспешил к запрятанной с вечера чекушке, тяжело заглотнул ее, закурил через силу, отошел немного и выстрелил в потолок из маузера. По непонятной причине он предпочитал это устаревшее оружие и с большим трудом доставал к нему патроны.
Коллеги вставали под аккомпанемент хриплых матюгов, вяло отбрехивались, шарили по закромам. Каждый имел собственный резерв и теперь заглатывал его, косясь на товарищей недоверчиво и мрачно.
Они вообще пили угрюмо, пытаясь забыться, уйти в иллюзорной мир от крови и грязи, составляющие их повседневную работу. Борьба с преступностью, уничтожение опасных для общества хищников, опасный, но трудный долг - все это оставалось красивыми словами. А на деле была кровь и был постоянный запах мертвечины. И - шкуры, которые они дарили начальству или, если шкура была плохо выделана, продавали через комиссионный магазин любителям экзотики. Шкуры тоже плохо пахли.
Второй охотник сказал Третьему охотнику:
– Может, пивка организуем?
– А кто пойдет?
– Разыграем.
– Давай, время еще вагон. Джёок, ты будешь?
– Буду, - сказал Старший охотник, - пиво буду, но не пойду.
– Ну, конечно, - процедил Третий охотник, - начальник, сбоку чайник.
Он достал потрепанные карты и они с напарником начали разыгрывать скорбный путь в пивной ларек.
– Я какой недавно фильм видел!
– оживился Второй охотник.
– Про каталу. Как ему стиру верную подсказали, да накололи.
– Когда я научу тебя правильно разговаривать. Ты не уголовник, мы с уголовниками боремся, ты работник правоохранительных органов. Хоть сейчас и перестройка, но слова Феликса не перестраиваются. Помнишь слова?
– Ты имеешь ввиду Феликса Бочку, из ГАИ?
– неуверенно спросил Второй.
– Какое ГАИ!? С кем мне приходится работать, Шьит! Дзержинского я имею ввиду. Чекиста. Того, кто сказал, что у работников правоохранительных органов должна быть трезвая голова, хорошее сердце и чистые руки. Ты руки сегодня мыл?
– Когда мне их было мыть?
Вот, и рожа с утра уже пьяная.
– А сам-то, сам!
– не выдержал подчиненный.
– Ты, будто, не похмелялся!
– Похмелялся. Но руки мыл. Я каждое утро руки мою. И сердце у меня хорошее, недавно кардиограмму снимали в больничке, так и сказали: удивительно, печень заразная, а сердце - хоть куда...
– Не заразная, а циррозная, - некстати вмешался Третий охотник. У меня такая же. Это у всех, кто много пива пьет, цирроз развивается.
– А это чё, вредно?
– поинтересовался Второй.
– Чё тут вредного, у моего кума тоже цирроз, ему уже под шестьдесят. Каждое утро начинает с пива, а вечером без бутылки белой за стол не садится. И здоров, как бык племенной. Два мешка сахара запросто несет.
– Какого, кубинского или краснодарского?
– проявил осведомленность Старший охотник.
– Ты чё, краснодарского!
– возмутился рассказчик, - Краснодарский и дурак унесет. Кубинский, по 85 кило каждый. Ишь ты - краснодарский. Краснодарский-то по 45, его и дурак унесет!
Было видно, что неуместное упоминания легких краснодарских мешков почему-то очень его обидело. И он долго бы еще ворчал на эту тему, защищая здоровье циррозного кума, но Старший, вдруг, вспомнил про основную тему разговора.
– Ты меня не сбивай, - сказал он категорически, - меня не собьешь. Ты запомни, что нельзя на воровском жаргоне изъясняться. Надо говорить не стиры, а листики или по литературному - карты, не наколол, а подставил, обманул, не катала, а шулер, крутяга, шпрот. А что там дальше то было?