Чужой ребенок
Шрифт:
Проблема в том, что я не знаю, как выглядит Тагир Хазаров, даже приблизительно. Ванька темный, наверно, его отец тоже брюнет… Но не факт.
Помещение одно и очень большое, судя по всему, выкуплен весь второй этаж бывшего магазина и оставлены только несущие столбы. Все остальные перегородки снесены.
Интерьера никакого нет, все грубо, нарочито функционально, серые бетонные стены, с кое-где проглядывающей кирпичной кладкой, пол, покрытый чем-то темным и практичным. Из-за вечернего, но не ночного времени, здесь довольно оживленно:
По стенам — длинные деревянные лавки, на которых сидят спортсмены и валяются какие-то тряпки, похоже, футболки и другая одежда.
Все крайне брутально и аскетично. Это не спортклуб из рекламных плакатов, тут никто не задумывается о клиентоориентированности. Здесь даже слов таких не знают, наверняка.
И ни одной женщины. Вообще.
На меня сразу смотрят несколько человек, и даже тишина наступает в ближайшем пространстве.
Неуютно. Хочется поежиться, закрыться, очень уж атмосфера тут… маскулинная.
Дышать тяжело даже.
Но меня ждет Ванька, а значит времени на привыкание нет. Да и не надо мне этого.
— Мне нужен Тагир Хазаров, — громко говорю я в пространство, ни к кому персонально не обращаясь, — где я могу его найти?
Слышу хлопок двери позади, и взгляды мужиков, как по команде, перемещаются за мою спину.
— Блин, ну я же сказал подождать! — парень, что разговаривал со мной только что, с досадой выдыхает и приказывает, — стой тут.
Я киваю, стараясь не реагировать на внимательные взгляды, которых становится все больше и больше по мере того, как информация о появлении в истинно мужском мире женщины докатывается волнами все дальше.
Очень сильно не по себе. Так смотрят… Они что, женщин никогда не видели?
Парень, легко скользнувший куда-то в сторону татами, выныривает из-за спин спортсменов и машет мне, чтоб подошла.
Я иду, а мужики поворачиваются следом, как флюгеры, рассматривая теперь меня сзади. Зад горит. Да чтоб вас!
Злюсь на дурость и нелепость ситуации, сжимаю губы, выпрямляюсь, впрочем, стараясь особо не вертеть бедрами. Им и без того слишком много внимания.
Следом за парнем, которого шерстяной великан назвал Серым, прохожу через половину зала и торможу перед лавкой у стены.
На ней сидит полуголый татуированный мужик лет сорока примерно, темноволосый, небритый и не особо довольный, судя по выражению лица.
Он занят стягиванием с рук спортивных бинтов, волосы мокрые от пота, грудь и плечи тоже блестят, словно маслом смазанные.
Заметив меня, мужчина вскидывает голову и режет внимательным, напряженным взглядом. Меня на мгновение продирает холодом от ледяного выражения его глаз, впрочем, быстро сменившегося на безразличие.
— Я с ней не спал, — коротко говорит он Серому, стоящему за моей спиной, — проводи девушку на выход.
Серый кладет мне на плечо тяжелую ладонь, но я дергаюсь, сбрасывая руку, выступаю вперед и говорю:
— Я не претендую. Вы ошиблись.
Он бросает бинты на лавку, откидывается на стену, разглядывает меня изучающе:
— Ты говорила про сына.
— Да, — киваю, — про Ивана. Пересветова. Знаете такого?
А сама внимательно всматриваюсь в его лицо, ища хоть какой-то отклик. И не получаю его. Мужик равнодушен, взгляд холодный, каменный.
— Нет. Серый, проводи…
Серый пытается опять сграбастать меня за плечо, но я уже наученная опытом, уворачиваюсь, делаю еще шаг к мужику и настойчиво повторяю:
— Иван Пересветов. Десять лет. Ваш сын. Его мать — Тамара Пересветова, помните такую?
— Нет, — равнодушно роняет он, опять смотрит на Серого.
— Подождите! — я снова пытаюсь увернуться от руки парня, но он тоже учится, а потому второй раз не удается провернуть тот же фокус, — да подождите! Как не знаете? Она говорит, что ее сын от вас! Что вы ее… Черт! Да подожите!
Серый сжимает крепче за плечо, пытясь увести, но я не могу так быстро сдаться! Это наш единственный шанс! Он должен вспомнить! Он должен же… Как же так?
— Послушайте… — быстро начинаю говорить я, настойчиво глядя в непроницаемые темные глаза Хазарова, — хотя бы посмотрите на него… Я была уверена, что вы в курсе… Нам очень нужна ваша помощь, понимаете? Очень!
— Не мои проблемы, — равнодушно говорит он, — если ребенок болеет, то есть фонды и всякие сборы. Необязательно врать.
— Я не вру! Не вру!
— А ну, пустил ее!
Маленький темноволосый сгусток ярости врывается между мной и Серым, да с такой силой, что парень отпускает мое плечо и отступает назад.
А Ванька, который, естественно, даже и не подумал слушаться и ждать оговоренные полчаса на улице, заслоняет меня спиной и злобно смотрит на Хазарова.
Я не успеваю ничего сказать, только рот раскрываю беспомощно, с ужасом наблюдая, как в руке у Ваньки появляется нож!
Да боже мой!
— Ванька! Ты с ума сошел? Дай сюда!
Я пытаюсь забрать у него оружие, но мелкий защитник выворачивается, смотрит злобно на Хазарова и шипит сквозь зубы:
— Не трогать ее! Убью!
И еще говорит кое-что, за что надо непременно по губам надавать. Потом, наедине.
Хазаров, нисколько не напрягаясь от ножа в пальцах десятилетнего ребенка, разглядывает его внимательно.
— Это он, что ли? — переводит взгляд на меня.
— Да, — киваю, старательно пытаясь чуть оттеснить Ваньку. В голове молнией: “Найти и завалить хотел”... Черт! С него станется кинуться сейчас! — Извините… Он перенервничал… Ванька!
— Ничего не перенервичал! — звонко печатает Ванька, — много чести!
— Хороший нож, — кивает Хазаров, — кто делал?
— Хороший человек!