Чужой ребенок
Шрифт:
Хазаров опять смотрит на Серого, и тот притаскивает с кухни початую бутылку пива.
— Ей не надо сейчас спиртное, — вмешиваюсь я, — у нее организм переполнен токсинами, ей необходимо от них избавиться, а не травиться еще сильнее…
— Ты врач? — спрашивает Хазаров без особого интереса, и я неопределенно пожимаю плечами:
— Нет… Медсестра в реанимации…
После этой фразы Хазаров удостаивает меня еще парой секунд своего внимания, а затем опять возвращается к Тамаре. Он все взглядывается и вглядывается в нее, наверно, силясь пробудить
А Тамара, жадно глядя на бутылку, протягивает требовательно руку. И Серый, покосившись сначала на меня, а затем на индиффирентную рожу Хазарова, отдает ей пиво.
Я только взгляд отвожу, едва удерживаясь, чтоб плечами не пожать. Настаивать на своей правоте я не собираюсь, бесполезное это дело, давно уже убедилась.
Хазаров терпеливо дожидается, пока Тамара выпьет пива, и приказывает:
— Говори.
— А чего говорить-то? — матери Ваньки после пива заметно легчает, она усаживается поудобнее, словно невзначай задирая короткий подол халата еще выше, смотрит на Хазарова с усмешкой. — Ты все равно не помнишь…
— Зато ты, похоже, слишком много помнишь… Или сочиняешь… — нейтрально отвечает Хазаров, — например, как я тебя насиловал.
— А че, не так? — с неожиданной агрессией рявкает Тамара, — не так? Напоил и… это самое… А я, между прочим, невинная была-а-а-а…
Она плаксиво кривит губы, Ванька сопит в моих руках, а мне дико хочется прервать этот бред! Ну понятно же, что спектакль дешевый! Всем понятно, включая десятилетнего ребенка! Зачем она так? Ему же стыдно безумно!
Хазаров молча смотрит концерт, затем стреляет взглядом в белое, напряженное лицо Ваньки и холодно обрывает актрису:
— Хватит. По существу. Когда, во сколько и так далее.
— Не помню я, — вяло машет ладонью Тамара, у которой, как я и говорила, выпитое пиво пошло гулять по организму, затормаживая и без того не особенно активные процессы жизнедеятельности, — ты вышел как раз, радостно трахал все, что движется… А что не движется, двигал и трахал…
Ванька сопит все сильнее, становясь каменным в моих руках, я с тревогой думаю, что это явно не та тема и не те слова, которые должен ребенок слышать от матери, но сделать ничего не могу. Не уши же ему зажимать, в самом деле?
— То есть, у нас все было по согласию, я правильно понимаю?
Судя по выражению глаз, Хазаров так и не вспомнил Тамару, но теперь и не стремится, поняв, в какой жизненный момент встретил ее.
Если я правильно разбираю полупьяный бред, он тогда только вышел из тюрьмы и вовсю утешался с женщинами нетяжелого поведения. И Тамара была одной из них. В целом, вполне понятно, почему не вспомнил ее, там, судя по всему, хороводы водились, не до запоминаний…
— Какое по согласию? — продолжает вяло отстаивать свою честь Тамара, — говорю же, девочка-цветочек была… Только пришла работать в твою шашлычку эту… А ты тут как тут, нарисовался, не сотрешь! Как меня увидел, так и потащил…
— Я думаю, можно без подробностей, — торопливо вмешиваюсь я в беседу, и Тамара, неожиданно вспомнив, что у нее тут несовершеннолетний сын, замолкает, виновато глядя на Ваньку.
— Ой… Сы-ы-ына… Ну, прости мамку… Мамка слабая у тебя…
— Дальше, — приказывает Хазаров, не давая скатываться опять в пьяное сипение, — почему не сказала, когда залетела?
— А ты стал бы слушать? — агрессивно скалится Тамара, — я хотела! А в тот день на кухню прихожу, а там Настька плачет! Говорит, беременная от тебя была, а ты ее на аборт отправил! Силой! Твои придурки увезли к врачу и силой почистили! Я тут же развернулась и бежать…
Хазаров никак не комментирует эти откровения, не подтверждает, не опровергает их, а я с оторопью пялюсь на него, прикидывая, правда ли то, что говорит Тамара. Неужели, реально мог силой заставить девочку делать аборт? Это что за зверь-то такой?
Серый с легким удивлением посматривает на босса, но ничего не говорит и виду не подает, что его это сильно заинтересовало.
— А зачем сказала, что насилие было? — продолжает допрашивать Хазаров.
— Потому что было! Я не хотела! А ты…
Тамара принимается плакать, жалко растирая красное опухшее лицо пальцами, сквозь слезы слышны бормотания:
— Сволочь такая… Гад… Я тебя любила-а-а… Думала, замуж… А ты-ы-ы… Даже не искал… Даже не вспомнил…
— Мам! — кидается к ней Ванька, падает на колени, обнимает ее, и Тамара изо всех сил цепляется за его тощую фигурку, причитая все громче:
— Во-о-от… Один ты у меня защитник… Вырос… Сыночка мой… Хороший мой…
— Мам, не плачь! Не плачь!
Я не могу на это смотреть, стремительно разворачиваюсь и выхожу из комнаты, а затем и из квартиры.
Спускаюсь по загаженной лестнице вниз, у подъезда пытаюсь прикурить, но не выходит, зажигалка не срабатывает.
Чертыхаюсь, злобно щелкая колесиком, пока перед носом не появляется смуглая ладонь с зажигалкой…
Прикуриваю, кивком благодарю, затягиваюсь, стремясь успокоиться.
— Подвезти? — спрашивает Хазаров, без особого радушия, просто проявляя вежливость.
— Куда? — удивляюсь я, только теперь осознавая, что он вышел следом, оставив Ваньку и Тамару наверху. Причем, судя по времени, прошедшему с момента нашей последней встречи, поговорить с Тамарой о чем-либо, помимо уже услышанного, он бы вряд ли успел.
Я смотрю, как Серый спокойно идет к машине, садится за руль.
— Ну… Куды там тебе надо? — все так же равнодушно пожимает плечами Хазаров, — домой? На работу?
— Подождите… — не могу я собрать мысли в кучу, сформулировать фразу, — а… Ванька?
— А что Ванька? Он с матерью.
— Но… А как же… Он же… Ваш сын?
— Пока неизвестно, — сухо отвечает Хазаров.
— И что? — я все еще путаюсь в словах, не понимая, как относиться к нему, что дальше говорить, голова пустая, все разом вылетает, — в смысле… Что вы намерены дальше?..