Чужой сын

Хайес Саманта

— Телефоны разрываются. Ты все сделала хорошо.

— Я… не понимаю. — Голос Кэрри был едва слышен.

— И не надо. — Дэннис Мастерс подошел к Дэйне. От него пахло потом и кофе. — Вот же дурочка, — пробормотал он. — Присмотрите за ней, детектив, — оглянулся он на Джесс.

Дэйна непонимающе потрясла головой. Что происходит?

— Я убила Макса. Это я виновата, что он умер, — снова сказала она.

Кэрри вздрогнула от ее слов. Лиа подтолкнула ее, уводя со сцены.

— Хорошая попытка, — сказал Дэннис. — Но ты опоздала. Уоррен Лэйн уже признался. Он позвонил вскоре после того, как началось шоу. За ним уже едут. Между нами

говоря, дорогая… — Дэннис наклонился ближе. — Я знаю.

Дэйне захотелось ударить его, пнуть изо всех сил — он должен, должен поверить ей, — но она даже не шевельнулась.

— Эти два молокососа, Сэммс и Дрисколл, решили спасти своего дружка Лэйна от тюрьмы и раскололись. Они рассказали мне обо всем, что произошло. И это подтверждают данные вскрытия и криминалистической экспертизы.

— Я убила Макса. Это я виновата, что он умер, — как робот повторила Дэйна.

— Нет, дорогая. Не ты. — Дэннис положил руку ей на плечо. — Но признание Лэйна откроет перед ним путь прямиком в тюремную камеру, о которой он и мечтал.

— Нет, вы не понимаете…

— Ты знаешь, у меня тут небольшая проблема. — Дэннис придвинулся к девушке еще ближе, закрыв ее собой от съемочной группы. — Мои ребята сейчас арестуют Уоррена. Ему предъявят обвинение и после суда отправят в тюрьму. Срок ему дадут большой, так что он больше не станет мозолить мне глаза. И начальство будет довольно. Единственная проблема — это Сэммс, Дрисколл и, конечно… ты.

Дэйна не понимала. О чем он?

— Мой тебе совет, если только ты не хочешь, чтобы тебя обвинили в препятствовании правосудию, — помалкивай. Лучше думай о том, как стать хорошей матерью своему ребенку. — Дэннис ласково улыбнулся и чуть отстранился.

Нет, так не должно быть. Если бы ее отправили в тюрьму, это одно. Она ведь заслужила. Но отправить туда другого человека… Дэйна не знала, что и думать. Да, будет только справедливо, если этот подонок Уоррен Лэйн окажется за решеткой. Это ведь он со своими прихвостнями превратил жизнь Макса в ад.

— А что с теми двумя… ну, с Дрисколлом и другим? — спросила Дэйна. — Ведь больше никто не видел, что случилось.

— Я сказал им то же, что и тебе. Или сядут за сокрытие улик — или просто заткнутся и будут себе гулять на свободе. Угадай, что они выбрали? — Дэннис ухмыльнулся.

Дэйна даже не подозревала, что в человеке может быть столько подлости.

— А мать Макса? Она знает?

— А ты как думаешь?

Вот чем все закончилось. А ведь она просто хотела справедливости, ради Макса. Хотела защитить его. Никто не должен насмехаться над ним и после смерти, никто не станет называть его чокнутым. Чокнутым, который сам себя зарезал.

Дэйна закрыла глаза, снова возвращаясь в то утро.

Ничего не соображая от ужаса, она подобрала выпавший из руки Макса нож, сунула в карман. А потом вдруг ее окружили люди — врачи, полиция, учителя, школьники. Мистер Дэнтон, учитель математики, о чем-то спрашивал, потом появился директор, потом еще кто-то говорил с ней, а затем она сбежала. Она бежала и бежала, сама не зная куда. У канала она остановилась, захлебываясь слезами. Выловила из воды полиэтиленовый пакет, завернула в него нож и бросила в канаву. Никто его там не найдет.

В тот день Дэйна больше не видела Кэрри. Домой ее отвезла Джесс.

Прежде чем высадить ее, Джесс спросила:

— Ты как, в порядке?

— Да, — соврала Дэйна. Родной дом выглядел таким неприветливым. —

Я в порядке.

Интересно, вернулась ли мать. Наверное, охрана вывела ее из студии во время шоу.

Дэйна постояла, глядя вслед полицейской машине. Потом погладила живот. Надо рассказать малышу о его папе.

Нажав кнопку на телевизионном пульте, Броуди понял, что в этом месте он больше не проведет ни единой ночи. Снаружи орали подростки.

— Мне нужно в студию, — тихо сказал он.

Он должен быть с Кэрри. Слышать ее голос, слышать вопросы, которые она задает этой девочке, представлять кадры из фильма, гадать, почему вдруг прервали эфир и запустили повтор прошлой программы, — все это было слишком мучительно. Он позвонил Фионе.

Кэрри находилась у себя в гримерке. Она отказывалась шевелиться, не могла шевелиться, — сказала она ему. Она попросила оставить их вдвоем.

— Они не должны были разрешать тебе это, — сказал он. — Яне должен был разрешать тебе это.

Он обнял ее.

— Но разве я могла ничего не делать?

Броуди прижал ее к себе. Он понимал ее. Он ведь и сам тщетно пытался помочь сыну. Они оба потерпели крах. Смогли бы они спасти Макса, если бы действовали сообща?

— Один из подростков сознался в убийстве, — сказала Кэрри. — Но знаешь…

Да, подумал он. Знаю.

— Это ничего не меняет. Мне все равно, посадят ли его. Мне все равно, кто это сделал. — Кэрри отстранилась. — Таким, как мы, всегда кажется, будто у нас что-то вроде иммунитета. Но у нас его нет. Мы такие же, как все.

Из студии Фиона отвезла его в мотель. Он отказался провести еще хоть одну ночь в своей квартире. Раньше он был уверен, что жизнь в Вестмаунте поможет ему почувствовать себя частью мира, который он потерял. Но теперь он не знал, сможет ли выдержать груз воспоминаний. Он больше туда не вернется. Это место не для него. Это было место не для его сына. Кэрри права. С такими, как они, ничего не должно случаться.

Броуди ушел. В студии тоже уже никого не было. Полиция уехала. Лиа опустилась на колени подле Кэрри.

— Нужно идти, родная.

Кэрри держала в руках листы, исписанные с двух сторон неряшливым почерком. В некоторых местах чернила поплыли — от слез, подумала Лиа.

— Сочинение Макса. Учитель английского отдал мне. Я держала его в сумке, не было сил сразу прочитать.

Лиа взяла листки.

— «Ромео и Джульетта». — Она невольно улыбнулась. — Сразу вспоминаются выпускные экзамены.

— Прочти, — попросила Кэрри. — Последний абзац.

Разве мы так уж отличаемся от Ромео и Джульетты, которые в давние времена боролись за свою любовь? Если юноша любит девушку, если он хочет быть с ней так сильно, что ему приходится скрывать от нее половину своей жизни, если он тает от одного ее взгляда, если он хочет кричать ей о своей любви, но позволяет другим запугать себя, то какова цена такой любви? Разве не равноценна она жизни? И смерти. Я считаю — да. Я считаю, что с такой любовью не совладает и смерть. Самый злой рок будет бессилен, если столь сильной любви позволить расцвести. Потому она обречена с самого начала. Мир не позволит ей этого. Наш мир по-прежнему состоит из черного и белого, плохого и хорошего, нас и их. Но без такой любви наш мир стал бы совсем уж мрачным местом. Без нее жизнь не имеет смысла.