Чья-то любимая

Макмуртри Лэрри Джефф

– Ты ведь никогда никуда не ездишь, – сказала она.

Я обнял ее, надеясь, что это поможет мне избежать лжи. Но Пейдж небрежно сбросила мою руку и столь же небрежно запустила свою ко мне в штаны и схватила мой член. При этом она продолжала жевать крекер с арахисовым маслом. Взгляд Пейдж был глубоко созерцательным настолько же, насколько и ее ласка, коли на то пошло. И то и другое показывало, что Пейдж настроилась провести небольшое исследование.

– Ты когда-нибудь от той женщины какие-нибудь известия получаешь? – спросила Пейдж.

– От какой женщины? – произнес я, полагая,

что она имеет в виду Джилл.

– От той, которая устраивала вечеринку, где мы с тобой познакомились, – ответила Пейдж. – Ты еще, бывало, оставался ночью у нее спать, когда слишком напивался. Ее звали Петси, не помню фамилию.

Пейдж имела в виду Петси Фэйрчайльд, мою старую-старую подружку, муж которой – теперь, правда, уже бывший – был по-на-сто-я-ще-му архитектором, создававшим кинозвезд. И именно в доме у Петси я познакомился с Пейдж, да и не только с ней, но и со многими из ее предшественниц.

– О, Петси, – произнес я. – Она ушла от мужа и сейчас живет в Мендосино со своими девочками.

Я очень обрадовался, что Пейдж подумала вовсе не о Джилл. Совершенно неожиданно ее ласка вдруг, к счастью для нас обоих, возымела свое действие. Да и не было причин, чтобы вышло по-другому, потому что ведь глыб я не ворочал. Пейдж же, которая, по всей видимости, не раз испытывала в своей жизни преждевременную эякуляцию, так никогда и не осознала, что я мог держаться с ней более или менее на равных только потому, что глыбы ворочать мне приходилось очень-очень редко. В «мерседесе» же я весь сосредоточился на том, чтобы не свалиться в расщелину между сиденьями. Примерно в то же самое время, когда оживление Пейдж достигло пика, мой ум уже освободился и от эмоций и от желания. И я снова погрузился в размышления над медвежонком, правда, пока еще не совсем осознанно.

Возраст может оказаться неожиданной удачей. Семя несколько медлит в стволе, но ствол тем не менее поднимается быстро. Холодный язык Пейдж еще хранил на себе вкус арахисового масла. Она уперлась локтями о край древней посудомоечной машины покойной Клаудии. Машина эта была марки «мейтаг», вероятно, одна из самых первых моделей. А Пейдж обвила своими загорелыми ногами мои старые толстые ляжки и подняла свои бедра. Она вся сжималась и мычала, и визжала, и вздыхала. Близко от меня стояла солонка. Я насыпал Пейдж на соски немножко соли и медленно ее слизывал, пока соски не стали красными, как малина.

– О, как прекрасно, – прошептала Пейдж. – Как это прекрасно!

Наверху, над ее трепещущими грудками, за окном своей кухни я мог видеть покрытые молочной дымкой холмы. Я ее действительно любил, по-особому, но достаточно сильно для того, чтобы мне хотелось снова увидеть ее здесь, увидеть, как она беззаботно вгрызается в оставленную Джилл банку с арахисовым маслом. Пейдж ушла на полчаса позже, чем задумала. При этом она, по-видимому, уже не хотела говорить про Нью-Йорк. Я вскользь упомянул о каком-то тексте, который мне надо было писать. Упомянул настолько вскользь, что Пейдж тут же решила на это время съездить в Тахое, повидать подружку. Мы расстались в полном согласии; Пейдж посасывала кусочек лимона, который она обнаружила у меня в холодильнике.

ГЛАВА 6

Джилл

и в самом деле купила себе белый брючный костюм. Я никак не мог этому поверить и так ей об этом и сказал.

– Не могу поверить, что ты купила этот брючный костюм, – сказал я.

– Замолчи, даже не хочу об этом говорить, – разозлилась Джилл.

Она стояла на тротуаре и с каким-то отчаянием смотрела на свое бунгало, как будто никогда его больше не увидит. У большого белого лимузина ждал шофер, держа для нас дверь нараспашку. Джилл заглянула внутрь автомобиля с таким видом, с каким смотрят в бездну. И впрямь, внутри этот лимузин был не намного меньше бездны. В таком лимузине чувствуешь себя все равно как в кожаной синей пещере.

Сразу бросилось в глаза, что Джилл очень нервничает.

– Твой брючный костюм очень привлекателен, – сказал я со значением.

– Я тебе велела про это заткнуться, – сказала Джилл. – Ненавижу обсуждать тряпки.

Джилл была слишком возбуждена, и задирать ее я не стал. Но ничего серьезного мне в голову не шло. Поэтому мы молчали. Нас везли в аэропорт. Напряжение Джилл передалось и мне, и я тоже стал нервничать. Я вдруг решил, что совсем некстати надел это свое спортивное охотничье пальто, да и новый красный галстук тоже.

После долгого молчания мы в конце концов поднялись в Боинг-747. Места у нас были в первом классе, а это все равно, что попасть в элегантную гостиную, где грациозные горничные подают тебе разные напитки и соленый миндаль. Через какое-то время эта элегантная гостиная вдруг взревела и поднялась в небо, оставив под собой слой смога. Под нами расстилался голубой Тихий океан. Джилл сжала мне руку.

– Я всегда жду, что самолет вот-вот рухнет, – сказала она. – И именно тут это и бывает, если уж бывает.

– Раз, уж мы не стали говорить про тряпки, давай не будем говорить о катастрофах, – попросил я.

Я не очень-то привык путешествовать в первом классе огромных самолетов, или, коли на то пошло, в любом классе любых самолетов, потому что последние несколько лет никуда из Голливуда вообще не выезжал. На мое счастье, я всегда быстро приспосабливаюсь к почти любой роскоши. До того, как мы пролетели через Большой каньон, я выпил три рюмки водки с мартини, а после этого настроение у меня стало таким, что я готов был приветствовать все, что бы со мной ни случилось.

Оглянувшись вокруг, я сказал:

– С этого самолета мало кто пошлет свои фамилии в конвертики этого журнала «Разнообразие».

Остальные посетители этой гостиной были просторно размещены по ее периметру. Как я заметил, единственной личностью, имевшей отношение к кино, здесь была бывшая жена менеджера Мерилин Монро.

– Много ты знаешь, – произнесла Джилл. – Позади нас сидит Бертолуччи.

На самолете Джилл вновь приобрела какую-то уверенность, как мне показалось. По крайней мере, она начала перелистывать журналы. В данный момент у нее в руках лежал «Спортс иллюстрейтед», который я купил в газетном киоске аэропорта. У меня в небольшом саквояже было с собой немало книг, но читать не хотелось. Я попивал водку с мартини и смотрел, как подо мной проносится Америка.