Чжуан-Цзы
Шрифт:
Чжуан-цзы, стоя на похоронах перед могилой Хуэй Ши, повернулся и сказал сопровождающим:
— Среди иньцев был человек, который, посадив на нос пятнышко глины величиной не более крылышка мухи, просил плотника Ши стесать его. Плотник Ши начинал вращать над головой топор так, что поднимался ветер, и, улучив момент, сбривал пятно топором, не задев носа, а инец и глазом не успевал моргнуть. Услышал об этом сунский царь Юань, призвал к себе плотника Ши и сказал ему: “Попробуй стесать и у меня”.
“Ваш слуга и вправду мог стесать пятно с носа, — ответил царю плотник, — но мой партнер умер, и теперь у меня нет подходящего материала”.
Так вот, с тех пор как умер учитель Хуэй Ши, у меня тоже не осталось друга, с кем мог бы я оттачивать искусство беседы.
Гуань
— Болезнь у вас, отец Чжун, тяжелая, и я хочу спросить вас откровенно: если вам станет еще хуже, кому я могу доверить царство?
— А кому бы хотел государь? — спросил Гуань Чжун.
— Баошу Я, — ответил царь.
— Нет! — сказал Гуань Чжун. — Он — человек целомудренный и честный, но всех меряет по себе, а не себя по другим. Если он услышит хоть раз о проступке другого, всю жизнь ему не простит. Если доверить ему управление царством, то вверху он будет навязывать свою волю государю, а внизу — идти наперекор народу. Пройдет немного времени — и он совершит преступление против царя.
— Кому же можно? — спросил Хуань-гун.
— Если меня не станет, то можно Си Пэна, — ответил Гуань Чжун. — Это такой человек, что государь о нем забудет, а народ ему не изменит. Сам он стыдится, что не сравнится с Желтым Владыкой, но печалится о тех, кто не сравнится с ним самим. Тот, кто делится с людьми полнотой жизни в себе, зовется мудрецом. Тот, кто делится с другими богатством, зовется достойным мужем. Тот, кто свои достоинства обращает к вышестоящим, никогда не завоюет их расположения. Тот, кто свои достоинства обращает к нижестоящим, обязательно завоюет их расположение. Си Пэн не слишком известен в царстве и не слишком прославился у себя в роду, поэтому управление можно доверить ему.
Уский царь, плывя по реке, поднялся на Обезьянью гору. Завидев его, обезьяны бросились врассыпную и скрылись в непроходимой чаще. Только одна обезьяна беспечно прыгала вокруг, как бы показывая царю свою ловкость. Царь выстрелил в нее из лука, но она поймала стрелу. Тогда царь велел своим людям стрелять в нее из всех луков, и обезьяна, в конце концов, упала, сраженная стрелой.
Царь обернулся и сказал своему другу Янь Буи: “Эта обезьяна хвасталась своей ловкостью и, в конце концов, нашла свою смерть. Пусть это послужит тебе предостережением. Нельзя хвастаться своими достоинствами перед другими!”
Вернувшись домой, Янь Буи обратился к Дун У с просьбой отучить его гордиться своей красотой, веселиться и искать славы. Прошло три года, и люди царства стали хвалить его.
У Цзы-Ци было восемь сыновей. Выстроив их перед собой, он позвал Цзюфан Яня и сказал ему:
— Узнай по лицам моих сыновей, кого из них ждет счастье!
— Счастье уготовлено Куню, — сказал Цзюфан Янь.
— Какое же это счастье? — спросил изумленный Цзы-Ци.
— До конца своих дней Кунь будет делить трапезу с государем.
— Неужели моего сына постигнет такое несчастье? — спросил Цзы-Ци, и слезы ручьем полились из его глаз.
— Но ведь для того, кто вкушает пищу вместе с государем, милости распространяются на родичей до третьего колена, особенно же — на отца и мать. А вы, уважаемый, услыхав мое предсказание, льете слезы и не желаете принимать свое счастье, принимаете его за несчастье.
— Янь, как ты узнал о том, что Куня ждет счастье?
— Благодаря тому, что от него исходит запах вина и мяса.
— А как ты узнал, каково происхождение этого запаха?
— Я никогда не был пастухом, однако овцы ягнились в юго-западном углу моего дома. Я никогда не любил охотиться, однако перепелка вывела птенцов в юго-западном углу дома. Если это не предзнаменования, тогда что это такое?
— Со своими сыновьями я странствовал по всему свету, вместе с ними радовался Небу, вместе с ними кормился от Земли. Я не занимался с ними делами, не строил с ними расчетов, не интересовался чудесами. Я постигал вместе с ними подлинность Неба и Земли и не связывал себя вещами. Вместе с ними я только жил привольно и не совершал того, что требует долг. Теперь я отринул от себя все обыденное. Если есть странные явления, то будут и странные поступки. Нам грозит гибель! Но вина не на мне и не на моих сыновьях. Все это идет от Неба. Оттого-то я и лью слезы!
Вскоре отец послал Куня в царство Янь, а по пути на него напали разбойники. Поскольку продать его целым было трудно, они отсекли ему ногу и продали в Ци. Там Кунь оказался привратником в доме знатного царедворца и до самой смерти питался мясом.
Когда Гоуцзянь и его три тысячи латников укрылись на горе Куйцзи, только Вэнь Чжун знал, как возродить разбитое царство Юэ. И только Вэнь Чжун не знал, чего он должен опасаться {122} . Вот почему говорят: “Даже глаза совы могут пригодиться”. И еще: “И на ноге аиста есть коленце, отними — будет больно”. Говорится и так: “Даже когда ветер перелетает через реку, не обходится без потерь. Даже когда солнце перейдет через реку, не обходится без потерь”. Это значит, что даже ветер и солнце сдерживают течение реки. Для реки же никаких преград как будто нет, так что она свободно течет от истока до самого моря. Земля держит воду: это рубеж воды. Тень движется за человеком: это рубеж человека. Вещи охватывают другие вещи: это рубеж вещей. Поэтому в ясности зрения таится опасность для глаз. В чуткости уха таится опасность для слуха. В сообразительности ума таится опасность для сознания. И всякая способность, проявившаяся в нас, чревата опасностью. Когда опасность назрела, отвратить ее нет возможности, и беды наши разрастаются, как бурьян. Избавиться от них стоит больших трудов, и притом плодов наших усилий приходится ждать долго. Люди же считают свои опасности сокровищем. Ну не прискорбно ли это? Вот отчего рушатся царства, гибнут люди, но никто не задается вопросом: почему так происходит?
122
Вэнь Чжун — сановник царства Юэ, который помог юэскому царю спастись от поражения в 493 г. до н. э., а спустя двадцать лет вернуть себе прежние владения. Но юэский царь задумал казнить Вэнь Чжуна, и тому пришлось спасаться бегством.
Цзы-Ци из Наньбо сидел, опершись локтем о столик, и дышал, обратив лицо к небу. Яньчэн-цзы вошел и, увидев это, сказал:
— Учитель, вы не имеете себе равных! Может ли тело стать подобным высохшему дереву, а сердце уподобиться мертвой золе?
— Я долго жил в пещере на горе, — ответил Цзы-Ци. — В то время меня приметил Тянь Хэ, и его подчиненные в Ци трижды поздравляли его. Не иначе как я сам привлек к себе внимание — вот почему он приметил меня. Если бы я не начал действовать сам, как бы он узнал обо мне? Если бы я не выставил себя на продажу, разве захотел бы он купить меня? Увы мне! Я скорбел о человеке, потерявшем себя, потом скорбел о скорбевшем, а потом я скорбел о том, что скорбел о скорбевшем. Вот так с каждым днем я все больше отклонялся от Пути!
Конфуций пришел в царство Чу, и чуский царь стал угощать его вином.
Суньшу Ао поднял кубок, Шинань Иляо принял вино и, совершив возлияние духам, сказал:
— Нынче здесь скажет свое слово древний человек!
— Мне доводилось слышать об учении без слов, — сказал Конфуций. — Никогда прежде я о нем не говорил, а сейчас скажу. Шинань Иляо беспечно развлекался игрой, а споры между двумя домами прекратились. Суньшу Ао безмятежно спал с веером из перьев в руках, а люди Ин отложили оружие {123} . Чтобы это разъяснить, мне нужно обладать клювом длиною в три вершка!
123
По преданию, чуский аристократ Шинань Иляо сумел прекратить соперничество между двумя могущественными кланами своего царства, оспаривавшими престол. Другой чуский царедворец, Суньшу Ао, по преданию, сумел без помощи оружия погасить мятеж в своем царстве.