Цифраторий
Шрифт:
Только сейчас Эдвард понял, что говорит в полной тишине. Ни смешка, ни шепотка, ни скрипа студийных кресел. Публика, как и Август, слушали его во все уши; ни один волосок не шелохнулся в черно-белой мохнатой шевелюре Фокса. И Эдварду эта звенящая тишина, как и застывший барсук в человеческом обличие, безумно нравились. Его обсмеяли за глупую шутку, природа которой была не менее странной, чем причина ПД, но он выстоял и теперь отыгрался, заставив к нему прислушаться.
— А теперь о синдроме провалов. Тут, я полагаю, есть над чем поработать. Насколько я осведомлен, ни в одном из исторических документов не содержится сведений о массовых провалах в памяти. Первые случаи начались пятнадцать лет назад. Хотя, конечно, вам всем и так об этом известно. Многие ведущие ученые нашего города связывают распространенность
Август, едва заметно покачивая головой, словно размышляя над чем-то, захлопал первым. А затем его пылко поддержали трибуны. Приятный для уха шелест одобрения заставил Эдварда скромно улыбнуться. Он ничуть не сомневался, что сейчас со стороны выглядел довольным, как кот, объевшийся сметаной. Но его это совсем не тревожило.
— Это был Эдвард Скам! — громко сообщил Август, пожимая Эдварду руку. — Возможно, наш будущий мэр. Надеюсь увидеть вас снова!
Под шум теплых и вроде бы искренних аплодисментов Эдвард покинул студию и оказался в коридоре, где сразу наткнулся на бдительного телохранителя. Но даже его круглая и бульдожья физия нисколько не портила момент триумфа.
— Вижу, все прошло неплохо, — заключил Боб.
— Надеюсь, надеюсь.
— Мне понравилась ваша шутка про лотерейный билет, — усмехнулся телохранитель.
— А кто сказал, что это было шутка? — серьезно спросил Эдвард.
Боб удивленно захлопал глазами, а потом произнес.
— По мне, этот Фокс — весьма скользкий тип
Эдвард хоть и согласился, но промолчал и лениво последовал к выходу, не замечая шастающих людей. Ему не хотелось сейчас ни обсуждать Фокса, ни болтать с прилипшим телохранителем. Он желал только одного: поскорее очутиться в своем загородном доме, побродить среди деревьев, вдохнуть пьянящий аромат яблонь и слив, приласкать детей, прижаться к жене, а, быть может, взять мозолистыми руками лопату и поковыряться в земле. Без всякой цели взрыть ее и побросать, ощущая приятную тяжесть в руках. Это было уже третье интервью за сегодня, вечером предстояло посетить еще два мероприятия.
Солнце сияло на крыше черного автомобиля, тихо урчал движок. От раскаленного асфальта делалось совсем жарко, и Эдвард потянул узел галстука, а когда забрался в машину, сдернул его совсем. Эту проклятую удавку, эту зеленую змеюку, обвившую его шею.
В салоне гудел кондиционер, приятно остужая тело. Боб захлопнул дверь и сел впереди.
— Куда сейчас, мистер Скам? — спросил водитель.
— Домой, — с облегчением вздохнул Эдвард.
Он посмотрел на часы: «11:09». До пригорода добираться почти час, затем еще минут сорок ехать до дома, это если не застрять в пробке.
Машина тронулась с места, тихо шурша шинами. За стеклами поплыли нижние этажи серых зданий, разноцветные витрины магазинчиков и закусочных. Однако впереди, на перекрестке, в свете сине-красных огней что-то происходило. Раздраженные водители выстроились железной гусеницей и загудели, подавляя шум обычной уличной суеты.
— Ну прекрасно! — всплеснул руками Эдвард. — Только этого не хватало. Объехать сможем?
— Постараюсь, — ответил водитель, высматривая просвет в очереди машин.
Внезапно на стекло глухо шлепнулась ладонь, и Эдвард вздрогнул. Со стороны улицы на него безумными глазами смотрела женщина лет сорока, в черной юбке и белой блузке.
— Вам все врут! Врут! — кричала она, отчаянно шлепая ладонями по стеклу, будто хотела залезть в салон. — Освободитесь!
Боб незамедлительно выскочил, заломил ей руки и оттащил в сторону, озираясь по сторонам. К нему подбежали двое копов в черной форме и уложили женщину на асфальт, вкалывая успокоительное. А она все кричала и кричала, фыркала и стонала, — перед цветочной лавкой. Пока не замолкла от укола.
Телохранитель вернулся, нервно хлопнул дверью. Машина потихоньку тронулась вперед. Никто не сказал ни слова, все и так знали, что произошло, — СИПРО. Конечно, это был СИПРО, превративший милую женщину в сумасшедшую дуру. Пораженные этим синдромом либо несли всякую белиберду, как эта несчастная, либо творили совсем уж дикие, бесчеловечные вещи, о которых Эдвард не хотел даже думать. Горожане так привыкли к каждодневным вспышкам этой необъяснимой заразы, что даже перестали ей удивляться. Вопившая женщина, скрученная сперва Бобом, а затем брошенная на асфальт двумя копами, не собрала и трех любопытных зевак; только продавец суетливо выбежал из лавки, чтобы занести выставленные цветы. Прохожие продолжали спокойно себе топать вдоль по улице, спешили по своим делам, безмолвно огибая невинную жертву, как лужу. Или вроде того…
А женщина вскоре очнется и ничего не вспомнит. Совсем ничего. Ей будет ужасно стыдно, она станет переживать и глотать таблетки, чтобы заглушить стресс. Но никто во всем Шэлл Сити не скажет, что с ней произошло и по какой причине. СИПРО просто есть, как воздух, как небо, как звезды на нем, до которых никогда не добраться, потому что у шэллов нет крыльев, и летать они могут только вниз, спрыгнув с крыши дома или сорвавшись со скалы в попытке увидеть край мира.
Пробка впереди рассосалась полностью, и машина наконец-то набрала ход. Краем глаза Эдвард заметил газетный киоск и опять вспомнил про свою неудачную шутку. Но шутку ли? За последние несколько месяцев с ним произошло столько невиданных чудес, что выигрыш кругленькой суммы в лотерею не казался чем-то невероятным.
— Остановись у Цзы, — предупредил Эдвард. — Хочу кое-что купить.
— Хорошо, мистер Скам, — ответил водитель.
Телохранитель обернулся:
— Вы правда это сделаете?
— А что мне мешает?..
Машина выскочила из оживленных кварталов и понеслась резвой лошадью по полупустым улицам. Эдвард глянул на часы: «11:15», а потом расстегнул пуговицу рубашки на груди и кончиками пальцев стиснул медный треугольник — символ огня, символ великой жертвы богини Шэллы.
До того, как началась вся эта удивительная политическая свистопляска, он не считал себя особо верующим человеком. Носил медный знак на шее, ходил в храмы, кормил в нем священный огонь, просил вместе со всеми богатые урожаи, но делал это исключительно ради того, чтобы в его сторону и в сторону его родных не бросали косые осуждающие взгляды. Но теперь… Теперь он знал, что у него есть искра-хранительница, которая зачем-то расчищает (иногда довольно сурово) ему путь к высшему посту Шэлл Сити и почти ни в чем не отказывает. Быть может, и идея уладить финансовые проблемы партии возникла не сама собой, а была самым что ни на есть божественным промыслом.
Ну да, конечно! — воскликнул про себя Эдвард. — И почему он сразу не подумал об искре! И ведь сегодня был понедельник, а по понедельникам, средам и пятницам его желания почти всегда сбывались. Только бы Цзы была не месте, — подумал он, размышляя о ее несчастной судьбе.
Цзы — невысокая женщина с раскосыми глазами, остающаяся приятной, невзирая на все невзгоды. У нее было двое детей, а муж, бывший фермер, погиб в перестрелке, когда его поразил СИПРО и когда его второму малышу едва исполнился год. Просто ворвался в центральный полицейский участок и начал полить по всему, что движется. Убил двух копов перед тем, как его самого застрелили.
Конечно, фермеры не оставили ее в беде, как и многих других несчастных собратьев, пострадавших от СИПРО. Сам Эдвард всегда покупал газеты и журналы только у нее, иногда даже специально ездил к окраине города, где находился киоск, чтобы приобрести что-нибудь или просто дать овощей, фруктов и мяса.
Но сегодня, — решил Эдвард, — он купит у нее пачку лотерейных билетов и, если один из них действительно окажется счастливым, то разделит с ней выигрыш, чтобы она больше ни в чем не нуждалась.