Циклопы. Тетралогия
Шрифт:
Валентин Семенович не договорил, махнул рукой, и так и не присев, пошел на выход.
– Лев Константинович, - склонился над Потаповым участковый, - вы как? Может мне остаться с вами? Помочь чем-нибудь?
– Нет, Олег, спасибо, уходи. Хочу один побыть. Провожать не буду, дорогу знаешь. Ворота как следует захлопни только...
– Знаю, знаю. Вы если что - звоните! Прибегу.
– Спасибо, друг.
Из кабинета медленно вытекали гости. Иннокентий с бледными щеками, Жюли-Жози с поджатым хвостиком-метелкой, Зоя.
Теперь ее мечта - сбылась! Она здесь, она участвует, видит, полнокровно подпитывается запредельными эмоциями...
Завьялову было гадко видеть столь откровенную жадность до впечатлений. Он сидел внутри генерала молчаливым, сочувственным свидетелем и слово боялся вымолвить: утешать он никогда не умел, с соболезнованиями к мужикам не лез.
Да и что тут скажешь?! "Крепись, Константиныч, Ромка все равно говном был"?! Или наврать: "Ох-ох-ох, какого парня потеряли!"?!
Константиныч, когда внука вспоминал, только маленьким мальчонкой его и представлял! О мужике с одутловатым, потасканным лицом - не вспомнил даже на секунду.
К генералу подбежала собачонка. Лизнула свешенную руку.
На белом Кешином лице отчетливо выпучились глаза. Моргнули - жена совсем в собаку превращается!
Зоя, став совсем собой, забила Миранду внутрь, с закушенной губой и смягчившимся лицом, подошла к Потапову. Остановилась напротив замершего в кресле генерала. Негромко выговорила:
– Мы все слышали, Лев Константинович. Вашего внука и невестку убили - и з - з а н а с?
– Ну что ты, Зоенька, - печально усмехаясь, распрямился генерал.
– Ромка сам во всем виноват.
Скупо, максимально сжато, Лев Константинович поведал девушке о причине своего появления в больничном морге. Невесело закончил:
– Он сам нарвался. Про мертвых так не говорят, но... мой внук, Зоя Павловна, был жадным тупым уродом. Полез туда, куда не следует. Замахнулся не по чину, вмешался в игры взрослых дяденек.
Лев Константинович встал, подошел к окну и некоторое время стоял ко всем спиной, разглядывая сад.
В комнате было абсолютно тихо, из-за забора послышалось негромкое фырчанье автомобильного мотора: столичный майор, видать, поговорив еще немного с участковым капитаном - отбыл. Лев Константинович вернулся в кресло. Поглядел на общество сурово, стойко, ждуще.
– Вы знаете, кто убил ваших родных?
– отважилась на вопрос Зоя.
– Знаю, - кивнул Потапов.
– Почему вы сказали об этом полицейским?
Генерал пожал плечами:
– Роману и Ноне уже ничем не поможешь. А ввязываться в бесполезную бодягу - нет времени, я вам сейчас нужнее.
– Но почему?! Вы же знаете убийцу!
–
– И это есть большая, недоказуемая разница.
"Лев Константиныч, - впервые вступил в разговор Завьялов, - а ты уверен, что заказчик именно твой Ковалев?"
"Абсолютно, Боря, абсолютно. Эти два недоумка, выйдя отсюда, сразу же с ним по телефону связались. Я уверен. Не знаю только, что дальше произошло... Ромка с выбитой челюстью разговаривать не мог, значит - Нонка расстаралась... Растрещалась дура заполошная. Чего уж там она заказчику моего эпистолярного творчества наплела - одному богу известно! Могла наврать, что я из Ромки признание выбил - доказательства, так сказать, на лице. Могла насочинять, что я сам обо всем догадался, и Коваля вычислил..."
"Они что - такие реальные дуболомы?!
– искренне удивился Завьялов.
– Не понимали, что при любых заказах убирают - связующее звено?!"
"Они, Борис, не знали, на сколько все серьезно. Думали - увлекся старый маразматик мемуарами, дурью мается, бумагу портит... А там все, Боренька, - всерьез. Без дураков. Хотя..., я по правде говоря, не все в воспоминания включил... Думал еще только - писать или пусть живет спокойно гнида..."
"А что там было, Лев Константинович? То есть - будет или есть".
"Да так..., - привычно вильнул матерый контрразведчик.
– Недавно сняли гриф секретности с одной старой операции... Я в архивах покопался, нашел несоответствия. Догадался, кто мою группу подставил".
"На Великой Отечественной?"
"Воин, Боря, и потом хватало, - ушел от конкретного ответа генерал.
– Я позже с материалами, бог даст, поработаю, покумекаю - что можно освещать, а чему еще время не пришло".
Если учитывать, что привычно секретничал Лев Константинович с человеком, засевшим в его мозгах, позиция, мягко выражаясь - наивная. Перед мысленным взором Бориса как будто замелькали кадры боевой фотохроники: растерянные либо озверелые лица потных мужиков в запыленной, присыпанной песком одежде, барханы, пальмы, дохлый ослик... Полутемный кабинет с засиженным мухами портретом заграничного президента. Графин с противной теплой водой. Расспросы, уговоры, шантаж, посулы...
Но это прошлое. Оно проскочило, промелькнуло, почти не затрагивая сердца. Завьялова больше тревожила, то и дело появляющаяся картина знакомого оружейного ящика. Того самого, откуда они позавчерашней ночью пистолет достали...
Помимо наградного ТТ в железной коробке хранились: пожившая двустволка с потертым прикладом и современная охотничья винтовка с оптическим прицелом. Боезапас в нераспечатанных картонных упаковках.
Завянь хотелось крикнуть генералу: "Не думай, дед, не думай! Оставь в покое винтовку с оптикой, забудь о мести, Ромка сам нарвался!" Но он молчал. Думы генерала были сокровенными, глубоко личными, не п о в е р х н о с т н ы м и.