Цирк – это навсегда?
Шрифт:
"А что, если мир не плоский манеж, накрытый шатром неба, как считают одни, и вовсе не представляет собой мыльный пузырь, внутри которого мы все живем, как полагают другие?" – размышлял инженер Мельес, который был, к тому же, немного философ, ибо талантливый человек, как известно, талантлив во всем. "А что, если мир, это полый изнутри шар, а мы все живем на его поверхности? Тогда что может быть внутри этого шара?".
Мысль так поразила Мельеса, что он тут же схватил карандаш, листок бумаги и набросал чертёж аппарата, способного бурить землю и работающего на паровой тяге, ибо двигатели внутреннего сгорания в Межгородье еще не изобрели. Оценив профессиональным взглядом
–– Остается надеяться, что барахольщики найдут все необходимое! – задумчиво сказал самому себе Мельес. Как многие гениальные чудаки, он часто разговаривал вслух сам с собой, за неимением других достойных собеседников.
Однако, все это дела давно минувших дней. К моменту описываемых событий, Жорж Мельес числился пропавшим уже около сорока лет – то есть с самого своего изгнания из Кирк-тауна. Но вернемся к труппе бродячего цирка «Братьев Ричер».
Злоключения уборщика Сэма, мечты о кинематографе и попытки улететь на Луну
Первой своей порке Сэм подвергся почти сразу как устроился в цирк "Братьев Ричер". Причина была, как ни странно, в домашней крысе. Однажды, Сэм услышал жалобное мяуканье из под фургона со слонами. В начале он не понял что это и просто пошел на звук, обнаружив маленькую продрогшую бродячую крысу с свалявшейся от грязи и воды рыжей шерстью (на улице только что закончился страшный ливень), прятавшуюся у самого колеса повозки. Сэм пожалел крысенка, поселил его к себе со слонам и несколько дней подкармливал едой, украденной с полевой кухни карлика Фила. Это было чуть ли не самое счастливое воспоминание Сэма, омраченное одним из самых неприятных.
Крысенку Сэм дал имя "Кот". Во-первых, потому что с фантазией у Сэма, видимо, было не очень, а во-вторых, – в целях конспирации. Как известно, крыс держать строго запрещалось (в отличие от котов) и потому встречались они не так уж часто. Котов же всегда и везде было много и на крики Сэма "Кот! Кот!" мало кто обращал внимание, разве что задавался вопросом: "Чего этот дебил опять орёт? Он что? Котов не видел?".
Крысёнок рос буквально на глазах, сразу полюбив Сэма, ластился к нему урча, залезая на живот когда Сэм спал и трогательно будил по-утрам, осторожно прикасаясь к щеке Сэма мягкими подушечками своих шерстистых лап. Игриво, но аккуратно, чтобы не поцарапать. Так продолжалось не долго – до тех пор, пока крысёнка не обнаружил Эдгар.
Эдгар хоть и был дрессировщиком, но страшно боялся крыс и мышей. К слову, не боялся он только тех животных, которых мог избить хлыстом. Если где-то поблизости ухала или хотя бы пролетала мышь – никто на свете не мог выманить Эдгара из вагончика. А крысы вызывали в нем настолько дикий испуг, что он начинал истошно орать, яростно размахивая кнутом направо и налево – натуральный припадок. Естественно, что о наличии нового домашнего питомца уборщик за слонами Сэм ничего не сказал дрессировщику Эдгару. И, как впоследствии выяснилось, очень зря.
Дело было ранним утром, перед представлением цирка, на котором слоны под щелканье кнута дрессировщика и крики "але-опп!" должны были вставать на тумбы и поднимать хоботами Эдгара, раскинувшего руки, словно возносящегося на небеса святого. Как уже бывало сотни раз, но не случилось в тот.
В тот раз уборщик Сэм слишком долго спал, а ведь должен был встать спозаранку, чтобы почистить и нарядить слонов перед выходом на сцену. Хамоватый Эдгар, проснувшийся раньше Сэма, с криком "Доброе утро, балбес!" по обыкновению ударом ноги распахнул дверь фургона
То, что произошло дальше, сложно описать словами, но легко представить. Крысенок с диким крысячьим воплем вцепился зубами и когтями в штанину Эдгара, легко располосовав и ее и ногу. Эдгар завизжал и начал выделывать по фургону дикие прыжки и кульбиты, пытаясь стряхнуть крысенка и одновременно размахивая во все стороны хлыстом. При этом, нельзя забывать, что в хоть и самом большом, но все же тесном для слонов фургоне, помимо Эдгара, Сэма и крысенка было аж целых два слона. И не карликовых, а самых натуральных. И хотя слоны привыкли к щелчкам кнута на манеже, но не привыкли к тому, что их бьют прямо по глазам в фургоне. Поэтому, следом за воплями крысенка и дрессировщика Эдгара, реветь и метаться по фургону начали уже слоны. Эффект был как в поговорке про слона и посудную лавку, но только как если бы в эту самую лавку засунули не одного, а сразу двух, к тому же весьма разъяренных слонов.
Эдгар получил такой удар хоботом по лицу, что выбил собой дверь фургона, лишился половины зубов, обзавелся орлиным профилем и всю оставшуюся жизнь говорил шамкая и исключительно в нос. Вовремя ретировавшиеся Сэм и крысенок почти не пострадали, а вот фургон инженеры потом очень долго собирали заново, при этом главный инженер Ральф озабоченно цокал языком. Через какое-то время слоны, конечно, успокоились, но представление дрессировщика Эдгара по причине полученных им увечий, было сорвано.
Что касается Сэма, антрепренер Ричер приговорил его к 10 ударам кнутом, которые осуществил клоун Джо в присутствии всех цирковых. Порол Джо с явным удовольствием и знанием дела, сделав вместо десяти целых пятнадцать ударов. Дрессировщик Эдгар сам провести экзекуцию по понятным причинам не мог, и слушал крики уборщика Сэма лёжа, злорадно кривясь разбитым лицом. Крысенок по имени "Кот" сбежал и больше его никто не видел, отчего уборщику Сэму было даже больнее чем от ран, оставленных кнутом на его спине и ягодицах.
После порки, Сэм лежал в "слоновьем" фургоне на соломенном матрасе, уткнувшись в него лицом, и тихо плакал, когда к нему подошел лоточник Эд. Эд молча присел рядом, сняв свой цилиндр и поставив его прямо на пол.
–– Как ты? Может, жареных каштанов?
Сэм несогласно мотнул головой, что было довольно сложно сделать лежа на животе.
–– Извини. Лимонада, как ты понимаешь, предложить не могу.
–– Он же сказал десять, а не пятнадцать ударов! Это не честно!
–– Сэм, – назидательно, но с сочувствием сказал Эд – тебе давно следовало понять, что справедливости и логики в законах Кирк-тауна нет. Наследие Сократа и Аристотеля здесь отрицают. А отрицание законов логики, рано или поздно сказывается и на арифметике.
–– Кто это, Сократ и Аристотель?
–– Это древние мыслители Кирк-Холл-Тауна. Они давно умерли.
–– Мой Кот исчез! – еще сильнее зарыдал Сэм. – Знаешь, Эд, наш цирк – совсем не веселое, а жестокое место. – проговорил Сэм сквозь всхлипывания. – У нас нет ничего: ни жизни, ни даже надежд на нее – только бесконечная пыльная дорога и однообразная работа без всякого смысла, прерываемая только побоями. Зачем эти клоуны все так устроили, Эд? Я хочу убраться отсюда!
–– Когда-нибудь, Сэм, все изменится. Клянусь котелком своего отца. И им придется смыть грим со своих лиц – все это гротескное веселье и пафосную трагичность. И тогда мы увидим обыкновенные напуганные рябые морщинистые рожи городских сумасшедших и деревенских идиотов. А пока тебе нужна мечта. Придумай себе мечту и живи ради неё.