Цирк
Шрифт:
Ветер, вяло шевеливший ветки деревьев, донес до них пронзительные звуки трубы, шум голосов и смех у террасы.
– Хотелось бы мне, чтобы уже наступило лето, – сказала Викки.
– Почему лето? Разве тебе плохо сейчас?
– Папа обещал повезти меня в июне в Англию.
– В таком случае, мы, вероятно, увидимся, – сказал он. – Примерно в то же самое время я поеду в Лондон навестить друзей.
– У меня там тоже есть друзья: Джордж Стивенс, приятель Сони… Его семья обычно проводит здесь лето.
Наступило
– Это твой бывший жених?
– Жених? – произнесла Викки невинным голосом. – Но я никогда не была ни с кем помолвлена…
– В тот раз, когда я встретил тебя в кегельбане, я спросил у одной твоей подруги, есть ли у тебя жених. Она сказала, что недавно был, но что вы поссорились.
– Какая ерунда!.. Мы с Джорджем просто хорошие друзья. Утверждать из-за этого, что мы помолвлены… Кто это мог сказать тебе такую нелепость?
– Не помню, – сказал Хорхито. – Во всяком случае, я рад, что спросил.
Две пары с криками промчались через лужайку, где сходились тропинки. Тысячеголосый хор лягушек и кузнечиков сливался в экзотическую симфонию. Из окон дома доносилось пение американцев.
– Мне тоже говорили, что у тебя есть невеста, – выпалила наконец Викки.
– Да что ты…
– И что вы собираетесь через год пожениться.
На крупное лицо Хорхито упал свет. Он просеялся сквозь сито листвы, но все же Викки отчетливо различала черты молодого человека.
– Это тоже совершенно не верно.
– Мне сказали, что это точно.
– Тебе наврали. Если хочешь, спроси у моего отца.
– У твоего отца? Зачем? – Викки бросила сигарету на тропинку. – В конце концов это твое частное дело.
Рука, неподвижно лежавшая на ее талии, дала себя почувствовать: Хорхито определил наконец местоположение застежки на юбке, и его пальцы поглаживали бедро Викки.
– А знаешь, ты очень странная девочка.
Она почувствовала напор его тела. Сдавив Викки в объятиях, Хорхито с силой прижал ее к груди. Она молча предоставила ему свободу действий, в глубине души гордясь собой.
Опомнилась Викки немного погодя, когда кто-то бесшумно проскользнул по тропинке, – кто-то совсем небольшой, сумевший пробраться там, где впору пролезть только мыши. Таинственное существо молча проползло на четвереньках по хвое и, замирая от страха, выжидающе остановилось по другую сторону сосны. Это был Панчо.
– Что ты тут делаешь? – испуганно воскликнула Викки, – Как ты нас нашел?
Ребенок ответил не сразу. Елозя коленками по земле, он отыскал на прогалине местечко, куда падал свет лампочки.
– Шоня шкажала, что вы в парке, и покажала мне дорогу.
Когда прошел первый момент оцепенения, Викки почувствовала, что щеки ее пылают от ярости: присутствие на празднике ребенка в техасской шляпе, с револьверами
– А кто тебя сюда пустил? Разве ты не знаешь, что этот праздник не для молокососов?
– Я шкучал один, – сказал Панчо, чуть не плача. – Ш тем дуро, который ты мне дала, я пошел на карушель, а потом…
– Можешь убираться туда, откуда явился. Разве ты не видишь, что мы играем?
– Мама шкажала, чтобы ты не брошала меня одного, – хныкал ребенок.
– Да, но я дала тебе дуро, чтобы ты оставил меня в покое.
Панчо не ответил. Блестящая слеза скатилась по его носу и приготовилась капнуть на штанину техасских брюк.
– Ну, чего ты ждешь? – подстегнула его Викки.
– Я не жнаю, куда идти…
– Иди поищи Карлитоса и поиграй с ним в cowboys.
Панчо встал на коленки, собираясь покориться ее приказу. Чтобы помочь ему покончить с сомнениями, Викки сунула руку в сумочку и достала еще один дуро.
– Вот держи, а теперь, пожалуйста, убирайся.
– Ладно, ладно, – неохотно протянул мальчик.
Когда они остались одни, Хорхито снова попытался поцеловать ее, но после вторжения Панчо очарование рассеялось. Викки уступала его домогательствам почти что из чувства долга. Когда Соня объявила в микрофон, что игра окончена, Викки встала, испытывая чувство облегчения. Они молча отправились назад, к месту сбора. По пути к ним подходили с поздравлениями другие пары, тщетно стараясь выведать, где они прятались.
На террасе дурные предчувствия Викки оправдались. Ее подругам все-таки удалось пролезть на party, и они оживленно болтали с группой мальчиков.
– Мы должны были идти на ужин к Лус-Дивине, – говорила Монтсе, – но мама нас не пустила. Она сказала, чтобы ноги нашей не было в доме Уты.
– Кто же туда пошел? – спросила Лусила, умирая от смеха.
– Никто. Когда мы пришли, было больше шести часов, но дом был пуст.
– Какое несчастье!.. Бедная Лус-Дивина!..
Затем, обнаружив за своей спиной Викки, они обратили свои ядовитые насмешки против нее:
– Видишь, дорогая, мы тоже здесь.
– К твоему сведению, Соня сегодня и нас пригласила.
– Ты думала, что будешь единственной гостьей?
Викки не удостоила их ответом. Очень прямая, под руку с Хорхито, она направилась к столу, где сеньора Лопес в окружении американских моряков прикрепляла медали парам выигравшей стороны.
Приятно удивленные ребятишки охотно повиновались. Цепляясь за редкие ветки миндаля, которые пощадила разрушительная ярость Уты, они по сигналу Ненуки спустились с ограды и гуськом, словно углубляясь во вражескую территорию, поднялись на галерею, где, скрестив свои маленькие руки, их ожидала с видом судьи Лус-Дивина.