Цирк
Шрифт:
– Ну? Как по-вашему?
На буфете лежал серебряный колокольчик, несколько месяцев назад выигранный в тире. Ута взял его за язычок и снова направился к двери. У порога он обернулся. Ребятишки наблюдали за ним с жадным нетерпением. Он знаком велел им молчать.
На цыпочках, словно боясь кого-то разбудить, он пересек прихожую. Элиса и дети следовали за ним. Ута остановился перед комнатой Лус-Дивbны и приложил ухо к двери.
– Деточка!.. – позвал он.
– Кто там? – еле слышно откликнулась девочка.
– Маг Коинур, который пришел разбудить тебя.
Лус-Дивина
– Я хочу спать. Я никого не хочу видеть.
Ута снова приблизил ухо к двери и тихо позвенел колокольчиком.
– А что, если маг Коинур привез тебе подарок?… Что если он подарит детке ту вещь, которую она у него просила?
Наступило молчание. Лус-Дивина, казалось, размышляла. Элиса слышала из коридора, как она ворочается на кровати. Наконец шорох ее шагов по кафельным плиткам возвестил, что Ута выиграл партию.
– Подарок? Какой подарок?
– Открой дверь и увидишь.
Как бы для того, чтобы помочь ей покончить с сомнениями, Ута снова потряс колокольчиком… Послушная манящему звону, девочка повернула в замке ключ. Все замерли в ожидании. Лус-Дивина высунула головку.
– Где он? – спросила она.
Волосы завесой падали ей на плечи, еще мокрые от слез глаза блестели. Ута схватил ее за талию, поднял в воздух и расцеловал. Ребятишки наградили его аплодисментами.
– А подарок? – спросила девочка.
Ута на руках отнес ее в столовую, посадил на стол и начал обследовать свои карманы.
– Что тут есть?… А ну, посмотрим, что тут есть!..
Наконец он вытащил какой-то футляр и открыл его. Внутри помещалась крохотная разноцветная карусель, которая, если нажать пружину, начинала кружиться под навязчивый мотивчик.
– Нравится?
Девочка ничего не ответила и не взяла игрушку. В знак одобрения она издала лишь какой-то нечленораздельный звук и нетерпеливо спросила:
– А велосипед?
Лицо Уты под сияющим мишурой тюрбаном выразило комическое негодование.
– Вот это здорово!.. Точь-в-точь, как ее мать!.. Видно, они воображают, что я стану тащить на себе весь груз… То-то мы зажили бы припеваючи…
– Ты купил велосипед? – с надеждой выспрашивала Лус-Дивина.
– Деточка!.. – Ута жестикулировал, как актер, обращающийся к обширной аудитории, – Твоему отцу цены нет, и он любит тебя больше всего на свете, но не может же он лететь по воздуху с велосипедом в руках. Это запрещено законом, который именуется законом тяготения.
– Я хочу велосипед.
– И он у тебя будет, деточка. Но не сейчас. Как бы я ни старался, я не могу вытащить его из кармана. Сегодня папа привез тебе музыкальную шкатулку, и, если ты хоть немного любишь папу, ты должна его поблагодарить.
– Спасибо, – сказала девочка безучастно.
– Нет, не так. Нужно сказать: большое спасибо, папочка, и поцеловать его в щеку.
– Большое спасибо, папочка, – прошептала девочка, целуя его.
– Ага!.. Так-то лучше!.. Теперь, – прибавил он, обращаясь к остальным, – раз мы собрались
– Отпраздновать? – спросила Ненука, – А как?
– Поиграть во что-нибудь. Да мало ли?… Скучно смотреть, как вы тут бездельничаете…
Все замолчали, видимо, размышляя.
– Можно поиграть в прятки, – предложил наконец один мальчик.
– Или в фанты.
– Для этого нужны девочки.
– Без девочек. Все равно.
– Нет. Без девочек не интересно.
Хранившая до того молчание Лус-Дивина вдруг сказала:
– Можно поиграть в карнавал.
– В карнавал?
– Да, в карнавал.
– Но у нас нет масок…
– Ну, так что же? Я могу их сделать, – с готовностью предложил Ута.
Не дав им времени ответить, он торопливо сбросил пальто и переворошил ящик комода, где хранились его эскизы. Там лежало с полдюжины масок, вырезанных им из шляпных картонок.
Схватив палитру и кисть, Ута принялся обрызгивать картон краской, окруженный почтительным восхищением ребятишек, которые наблюдали за ним, раскрыв рты.
Элиса со вздохом покинула столовую и пошла на кухню мыть тарелки. Увлеченный своей работой, Ута не заметил ее ухода. Столько времени он скитался, вертелся то в одну, то в другую сторону, подобно флюгеру, и теперь вдруг маски совершенно завладели его вниманием.
Хотя он был дома уже целый час, Элиса еще ничего не знала о результатах его поездки. Встречаясь с ней взглядом, Ута словно под тяжестью вины опускал глаза. В данных обстоятельствах это могло означать только одно: его отец не уступил. Элиса прервала мытье посуды и вытерла руки о юбку. Присев на табурет возле плиты, она открыла тетрадку, куда записывала все расходы. С учетом квартирной платы за последний квартал долги доходили до пятнадцати тысяч. На этот раз ничто не сможет их спасти.
Ута пришел на кухню намочить кисточки, и, увидев его в этом ядовито-красном тюрбане, Элиса чуть не расплакалась.
Он удивленно оглянулся, но она промолчала, и Ута вернулся в столовую. Ребята с криками оспаривали друг у друга маски. Ута напевал песенку. Кто-то рассмешил его. Смех Уты, как вспышка яркого света, ножом вонзился в ее тело. Элиса слушала, как Ута смеется, и горло у нее сжималось. На лбу бисеринками выступил пот. С детьми Ута казался совершенно счастливым. Обращаясь к ним с речью, он пускал в ход всю шутовскую гамму регистров своего голоса. Необъяснимо тоскливое чувство, охватившее Элису, стало еще мучительнее. Какое-то смутное предчувствие говорило ей о приближении опасности. Она должна действовать, и действовать быстро. Но все вокруг словно вступило в заговор, чтобы она оставалась в стороне.Смех, крики, разговоры казались ей уловками, цель которых – отвлечь ее внимание от опасности. В дверь просунулась детская головка в зловещей маске. Элиса глядела на нее с ужасом. Она задыхалась. Она хотела сдвинуться с места, но продолжала сидеть. Точно околдованная следила она, как Ута снова надел пальто, и проводила его до двери, словно сомнамбула.