Цитадель огня. Мрак остаётся [Авт. сборник]
Шрифт:
Что-то относительно появления Лирит в замке беспокоило Грейс; она пыталась и не могла понять, что же это такое. И вдруг, словно вспышка молнии, на нее снизошло озарение.
Она схватила Эйрин за руку.
— Что такое, Грейс?
— Помнишь, Лирит прибыла в Кейлавер через неделю после отъезда королевы Иволейны?
На лице баронессы появилось озадаченное выражение.
— От Ар-Толора до нас всего неделя пути.
— Да. Получается, что Лирит покинула Ар-Толор тогда же, когда Иволейна уехала из Кейлавера.
Эйрин протестующе подняла руку.
— Бессмыслица какая-то. Лирит сказала, что говорила с королевой Иволейной, и та приказала ей отправиться сюда.
— Именно, — посмотрев ей в глаза, подтвердила
В васильковых глазах Эйрин вспыхнуло понимание.
— Совсем как мы, Грейс, — прошептала юная баронесса. — Когда мы разговаривали на… ну, тогда.
Грейс кивнула. Только сейчас они с Эйрин больше не могли переговариваться друг с другом, минуя Дух Природы, как тогда, в канун Дня Среднезимья. Максимум, что им удавалось, это услышать едва различимый шепот, который вполне мог быть игрой воображения. Каким-то непостижимым образом происходящие тогда события, имевшие жизненное значение для судьбы доминионов, наделили их возможностями, которые впоследствии исчезли. Но из страха Грейс с Эйрин не рассказали о случившемся Лирит. Королева Иволейна запретила им предпринимать самостоятельные попытки использовать свою силу.
— Пойдем, — позвала Грейс. — По крайней мере на одну загадку ответ мы получили.
У обеих одновременно возник один и тот же вопрос. Научит ли Лирит этому их?
Глава 20
День клонился к вечеру. Даже летом рано или поздно наступает ночь. Вскоре их небольшому отряду придется вернуться в замок, где ждет стража, которая закроет за ними ворота.
Грейс закрыла глаза. Она устроилась на одеяле и, слушая бесконечную песнь насекомых, радовалась ласковому теплу уходящего дня. Летний воздух пьянил точно искрящееся вино, и Грейс наслаждалась лепетом воды в ручье и ощущением прогретой солнцем травы. Она почувствовала такое счастье, что не смогла сдержать блаженного стона. Вряд ли Грейс смогла бы найти подходящие слова, чтобы описать это мгновение, напитанное покоем или силой — она не знала, — но ей ужасно хотелось, чтобы оно еще немного продлилось, жаль было расставаться с чувством чистого восторга, омывшим душу.
— Близится ночь, миледи, — прозвучал рядом рокочущий бас. — Полагаю, скоро на охоту выйдут хищники — как четвероногие, так и двуногие.
— Тише, Дарж, — не открывая глаз, попросила Грейс.
Послышался тихий стон, затем наступило молчание.
Грейс не шевелилась, пытаясь вернуть пережитые несколько секунд назад ощущения. Но момент прошел и унес с собой волшебство. Солнце нырнуло за линию деревьев, и сразу же стало заметно прохладнее. День скинул, свое золотистое покрывало и набросил серо-зеленый плащ сумерек. Насекомые постепенно угомонились, и наступила тишина. Грейс вздохнула и подняла голову. Дарж внимательно вглядывался в горизонт своими глубоко посаженными карими глазами.
— Видишь кого-нибудь? — спросила Грейс.
— Нет, — ответил рыцарь. — Боюсь, они свалились в…
В яму? Сорвались в пропасть? Или, что и вовсе маловероятно, угодили в гадючье гнездо. Впрочем, Грейс не суждено было узнать, чего опасался Дарж, поскольку в этот момент они увидели на вершине невысокого холма, довольно далеко, трех человек. Один из них, широкоплечий, но не слишком высокий — Гарф — помахал им рукой. Значит, день и правда подошел к концу. И вдруг сердце Грейс наполнилось такой невыносимой печалью, что она чудом сдержала слезы. И тут же выругала себя за глупость — Дарж и так постоянно из-за всего беспокоится, не хватало еще взвалить на его плечи свои идиотские страхи. Грейс поднялась на ноги, когда троица начала спускаться вниз по склону.
Когда Гарф и его спутницы подошли достаточно близко, Грейс заметила на плече юного рыцаря корзинку, наполненную букетиками пурпурных цветов. Значит, Лирит все-таки оказалась права — пастушьи узелки действительно
Грейс забавляло его отношение к их занятиям, которое заметно отличалось от чувств Гарфа. Спокойный, уверенный в себе эмбарец никогда не задавал никаких вопросов ни ей, ни Эйрин — ни даже Лирит — и всем своим видом показывал, что не очень понимает, но не особенно заботится о том, как они проводят свободное время. Однако когда приходило время уроков с Лирит, Дарж, как правило, уходил, стараясь не попадаться им на глаза. Неужели все мужчины с опаской относятся к колдовству?
Но ведь Дарж ведет себя совсем не так, как король Бореас, верно, Грейс? Ты же видела, как отреагировал король всего лишь на слово «колдунья» — впал в бешенство.
Грейс прекрасно понимала, что Бореас просто боится. Она знала, что отношения между колдуньями и представителями культа Ватриса напоминают дружбу кошек и собак, без присущей им сердечности. Однако Дарж не придерживался установлений культа воинов — да и вообще никакого культа. Его гораздо больше занимали вопросы логики, а не религии, и он часто допоздна засиживался над своими химическими опытами. Грейс полагала, что он считает колдуний безмозглыми дурочками, которые тратят время на составление бессмысленных стишков и любовных зелий, не имеющих никакой связи с чистой наукой.
Разумеется, Грейс и сама занималась наукой, но Даржу этого не понять. Здесь, на Зее, целительство — привилегия женщин, и многие считают, что без колдовства и ворожбы тут не обходится.
А вот юный Гарф воспринимал занятия Грейс и Эйрин с легким налетом любопытства. «Как пожелает миледи», любил он говорить, когда она его о чем-нибудь просила — не важно, о чем. Грейс подозревала, что если бы она велела Гарфу собрать траву, необходимую для того, чтобы облететь башни замка, он бы усмехнулся и спросил, сколько травы нужно. А если бы они вместе с Лирит и в самом деле поднялись в воздух, он бы захлопал в ладоши от восторга. Казалось, Гарф совершенно искренне считает, что Грейс способна сотворить любое заклинание.
Грейс надеялась, что ей такая уверенность не грозит.
— Он хороший человек, — сказал Дарж.
Грейс посмотрела на рыцаря, но тот упорно избегал ее взгляда.
— Я слышал, нынешней осенью Бореас намерен выбрать для леди Эйрин мужа, — продолжал Дарж мрачно. — Надеюсь, это будет человек, похожий на сэра Гарфетеля.
Значит, заметила не только она. Их спутники уже пробирались по камням через ручей, хотя Грейс еще не слышала голосов. Даже находясь от Лирит и Эйрин на расстоянии, обозначенном приличиями, Гарф шагал, слегка повернувшись к Эйрин и склонив в ее сторону голову. Мечтательная улыбка озаряла его лицо, глаза сияли.
— Интуиция подсказывает мне, что я больше не самая благородная и прекрасная дама в доминионах, — печально улыбнувшись, сказала Грейс.
— Я не понял, миледи?
— Все в порядке, Дарж. — Грейс покачала головой. — А скажи мне, король знает?
Дарж пожал своими немного сутулыми плечами.
— Понятия не имею, миледи. Мысли короля Бореаса мне неизвестны.
— В таком случае, может быть, мне следует просветить его на сей счет.
Эйрин весело рассмеялась и прижала руку к груди. Ее звонкий голосок, чистый, точно пение ручья, разорвал тишину сумерек. Грейс не слышала, что ее так развеселило, впрочем, это не имело никакого значения. Грейс дала себе слово поговорить с Бореасом завтра. Человек, способный подарить баронессе радость и наполнить ее жизнь счастьем, — настоящий дар судьбы, и Бореас непременно с ней согласится.